Выпускник

Амбал, на удивление, двигается как пантера. Сначала он направляется к первому бандиту, который пытается размахнуться, но он резко перехватывает его движение, выкручивая руку и резко бьёт локтем в горло. Тот падает на землю, судорожно хватая воздух.

Второй здоровяк пытается напасть со спины, но качок поворачивается и наносит удар ногой прямо в живот, от чего тот отлетает к стене и сползает на землю.

Третий, наконец, выходит из тени.

Он пытается что–то вытащить из кармана, тут я мгновенно сокращаю расстояние между нами, бью его в лицо, выбивая нож, который тот успел достать.

Бандит падает на землю, и через мгновение я нависаю над ним, держа его за горло.

— Паскуда, не двигайся, если хочешь жить.

Он медленно кивает, и я отпускает его.

Бандюганы решают не испытывать судьбу и бегут прочь, словно крысы с тонущего корабля.

Мы остаемся вдвоем — я и амбал, он разворачивается ко мне.

— Мы ещё с тобой не закончили. Не уходи, — бросает через плечо.

— Что тебе нужно? — спрашиваю, исподлобья наблюдая за ним.

В голове всё ещё звучит эхо недавней драки, а в крови гудит адреналин.

— Что–то я не припомню, чтобы просил о помощи, — цежу сквозь зубы, стряхивая пыль с одежды.

— Серьезные люди прислали меня, — произносит он, подходя ближе. — Хотят, чтобы ты на них работал. Так что, тебе парень повезло, что кому–то нужны твои мозги, и то, что досталось тебе от отца…

Он ухмыляется, вытирая кровь с руки.

— Нет, я отказываюсь, — прямо отвечаю, не отводя взгляда.

— Ты можешь отказаться, Сомов, но у тебя нет другого выбора, — холодно произносит он. Взгляд его тяжелеет, это не просто предложение — это ультиматум. — Думаю, ты уже понял, что это не шутки, — жестко говорит он.

— Я тоже не шучу, — резко отвечаю. — Передай своему начальству, что видал я их.

Он усмехается, его лицо на миг смягчается, но глаза остаются холодными.

— Хочешь сам убедиться, что выбора нет? — смотрит на меня свирепым взглядом. — Знаешь, кем был твой отец?

«Не твое дело», — крутится на языке.

Но говорю то, что неожиданно приходит в голову.

— Хотели запугать меня, чтобы сговорчивее был? — усмехаюсь, кивая в сторону ретировавшихся бандитов.

Молча разглядывает меня в упор.

Накал напряжения растет, кажется чиркни спичкой, рванет.

— Уж точно не полковник КГБ, — усмехаюсь я.

Просчитываю все «за» и «против» сделанного вывода, если бы отец Сомова был опером из комитета, они бы не жили так, как живут.

— У меня свои планы на жизнь, — говорю жестко и разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Ну–ну, смотри, как бы тебе не обломали твои планы, — зло цедит вслед.

Оборачиваюсь, бросаю через плечо.

— Ты что ли — такой борзый?

Незнакомец смотрит на меня с прищуром, усмехается.

— Давай вперед, выпускник. Мы еще с тобой встретимся. Куда ты намыливаешься поступить? Журналистом мечтаешь стать? Посмотрим. Шел бы по стопам отца, а мы тебе поможем.

Похоже, у кого–то есть планы, изрядно подпортить мне эту жизнь. Кто–то решил всё за меня?

Почему им понадобился именно я?

Так много вопросов, но ответов нет.

Глава 3

На следующий день к нам в дом приезжает брат матери — мой дядя, майор милиции — Виктор Сомов.

Разглядываю его в упор.

Возраст выдает седина, пробивающаяся сквозь густые, подстриженные усы.

Ему пятьдесят, но он выглядит моложе, крепкий, подтянутый, уверенный в себе человек, привыкший к власти и уважению.

После семейного ужина остаемся с ним вдвоем за столиком на кухне.

— Макар, ты растешь без отца. Как мужик, могу тебе чем — то помочь? Может, советом, поддержкой?

Я откидываюсь на спинку стула, вглядываюсь в его лицо. Брови у дяди нахмурены, в глазах читается беспокойство.

Домочадцы говорят, что дядя Витя — это бронебойная уверенность в каждой фразе, но не сейчас.

— Ты можешь мне помочь, если расскажешь про отца. Мать молчит, бабушка тоже — как будто на конспирации все. А я ничего толком про него не знаю.

Дядя Витя приподнимает бровь, как будто не ожидал такой просьбы.

— Отец твой, — он вздыхает и делает паузу. Видно, что ему нелегко начать. — Ну ладно, слушай. Только много не спрашивай. Сам поймешь, почему.

Он замолкает на пару секунд, думает. Я жду, не отрывая взгляда от него.

— Матвей, твой отец, — начинает он, — прошёл фронт от звонка до звонка. Четыре года. На самой передовой всегда был. В сорок пятом вернулся домой. Ему тогда было двадцать пять лет. Ушел рядовым солдатом. Вернулся старшим лейтенантом.

Контузия. Правая рука не работала. Ходил в гипсе, с бинтами — в госпитале долго лежал.

Слышу в голосе дяди напряжение.

— Я всегда думал, что мой отец был крепким и несломленным, а тут оказывается, что он вернулся поломанным.

Дядя Витя долго молчит, словно решает, стоит ли продолжать. Я вижу, как его лицо меняется — сначала недовольство, потом воспоминания, что–то горькое.

— Ну что ж, раз уж ты хочешь знать, расскажу, — говорит он, опираясь локтями на стол. — Твой отец — Матвей вернулся домой с грудью, полной орденов и медалей. Да, герой, да, награды. Но, когда дело дошло до работы, оказалось, что никому он не нужен. Одна рука у него не работала после контузии. И вроде как, куда его пристроишь?