Выпускник

— Но кто–то должен был ей помочь. Я оказался рядом. А ты что мне предлагаешь, Лид? — говорю с легким сарказмом. — Поменять дружинника на старосту? Чтобы тебя не расстраивать.

— Именно так, — отвечает с вызовом.

— Лида, у меня действительно много дел, — говорю и чувствую, как прямо натыкаюсь на ее упрямство. Поднимаюсь с места. — Дай пройти.

Веселова даже пальцами вцепляется в край стола на случай, если я попробую обойти ее и выбраться с галерки.

— Не знаю, что ты там себе придумала. Но старосту группы выбирают студенты, — спокойно говорю я.

— Деканат тоже может назначить, учитывая успеваемость и характеристику.

— Когда это функции деканата успели перетечь к тебе?

Нависаю над ней, желая обойти. Но она вцепилась в стол намертво. Тут только физическую силу применять.

Просто взять на руки и вынести в проход? А если она шум поднимет? С нее станется.

— Ты можешь быть отличным старостой, Макар. Просто нужно попробовать.

Не отвечаю.

Она бросает на меня взгляд, полный разочарования.

Но уже поздно для обоих…

— Сомов! Веселова! Я понимаю, что у вас важный разговор, но могли бы вы хотя бы сделать вид, что вам интересно, о чем идет речь на лекции? — грозный рык Вячеслава Михайловича Орлова обрывает наш спор.

Доцент, видимо, давно уже наблюдает за нами.

— Сомов, раз вы так оживленно обсуждаете, давайте проверим вашу осведомленность. Что вы можете сказать о роли партийной прессы в годы Великой Отечественной войны?

Мой мозг судорожно пытается вспомнить что–то из недавнего прочтения.

— Партийная пресса? — начинаю говорить я, — Ну, она, конечно, сыграла важную роль. Например, в мобилизации народных масс и поддержке боевого духа.

Орлов пристально смотрит на меня, его брови слегка поднимаются.

— Интересное мнение, Сомов. А вы знаете, что во времена войны это был единый фронт, и каждый материал, каждая статья — это была часть борьбы.

— Конечно, Вячеслав Михайлович, — отвечаю я, пытаясь скрыть облегчение, что вопрос не оказался сложнее.

Орлов прищуривается, и к счастью, решает не углубляться.

— Хорошо, Сомов, на сегодня с вас хватит. Но я советую вам больше читать. В особенности те книги, которые вы, возможно, пропустили, когда выбирали, чем заняться вечером.

Он поворачивается к доске, и я чувствую, как Веселова кидает на меня косой взгляд.

Не ожидала, что я смогу так выкрутиться.

Лидия пыхтит, что–то пытается шептать.

Я беру свои учебники, тетради и пересаживаюсь в другой ряд.

А после занятий в университете спешу на очередную встречу по делу Звонаря и Ольховской.

Шагаю по улице Горького, сквозь поток людей. Позже в 1990 году улице вернут ее историческое название Тверской.

Серое московское небо нависает над городом, словно грубый бетонный потолок, дует ледяной ветер, забирающийся под куртку.

Я иду на Пушкинскую площадь.

Площадь в это время дня оживает, как старый фильм, который все смотрели, но продолжают смотреть снова. Люди проходят мимо памятника Пушкину, не обращая на него внимания, как на старого знакомого.

Оглядываюсь по сторонам в поиске молодой пары, с которыми созвонился и договорился о встрече.

А вот и они — Аня и Виктор.

Разглядываю в упор. Позитивные уверенные в себе, верящие в светлое будущее молодые люди.

На девушке даже яркий красный шарф, который она обвила вокруг шеи, словно броню против холода и тревог. Волосы собраны в пучок, но несколько прядей выбились и теперь играют с ветром.

Подхожу ближе, девушка чуть напряженно улыбается. Её зелёные глаза смотрят прямо на меня честно о открыто.

— Макар Сомов, — представляюсь я

— Аня Веснина.

— Виктор Карбышев.

Однако, фамилия у парня. Может он потомок знаменитого генерала Карбышева… Жму ребятам руки. Мы садимся на скамейку неподалеку, в стороне от суеты. Вокруг деревья стоят голыми скелетами, а под ногами грязь от первого растаявшего снега.

— Макар, Оля сказала, что ты очень надежный и серьезный человек, — начинает Аня, едва мы усаживаемся.

Оля! Когда уж только я доберусь до тебя…

— Ваня, сын Марины — он у моей тётки. Я навещаю их, но у меня такое ощущение, что за мной кто–то следит.

Одна пропажа нашлась, — отмечаю мысленно.

— Ты не параноик? — шучу, но в её глазах не вижу огонька веселья.

— Макар, это не шутки, — её голос становится жестче. — Я нашла новое место для Вани — надежное. У моей первой школьной учительницы в деревне под Москвой. Но за нами с Виктором кто–то следит.

Перевожу взгляд на молодого мужчину. Он кивает.

— Хорошо, — говорю, кивая. — Я помогу. Вроде всё просто: забираю пацана и отвожу его в деревню, так?

Оба кивают, но лица обоих остаются напряжёнными. Похоже, сильно переживают за пацана.

— Скажите, почему Ника Королева так интересуется мальчишкой? — осторожно вывожу на новый виток разговора.

Веснина вздыхает, и я вижу, как её плечи опускаются, будто она несет на себе тяжёлый груз.

В разговор вступает парень.

— Ника всегда была странной, — говорит Витя. — Если с Ольховской что–то случилось, мы не отдадим Ваню Нике. Ни за что, — категорично заявляет он.

— Почему? — интересуюсь я, чувствуя, как у меня возникает нехорошее предчувствие.

Молодые люди молчат, переглядываются между собой.