Выпускник

Молчу, чтобы чего плохого не случилось. Не собираюсь ввязываться в её игры. Лидка явно затевает что–то партийное, а мне в её игре быть неинтересно. У меня свои планы на жизнь.

— Нет работы, Лидия. Занятия по расписанию.

Даже если бы были, я бы не хотел, чтобы именно наш комсорг работала со мной плечо к плечу в газете, она явно что–то затеяла, вижу это по ее хитрым глазам.

Могла бы попытаться в другую газету попасть внештатником, но ей обязательно нужно быть рядом со мной. К чему бы это? В чем–то подозревает меня и хочет доказать свою правоту?

— Нет работы? Для меня?

— Самим не хватает заданий. Редактору не нужны зеленые внештатники, ему только опытных подавай. А у тебя же нет опыта в написании статей на заданные темы. А свои темы от студентов не нужны.

— Я не глупее тебя!

Кто бы сомневался.

— Я и без доказательств разберусь с тобой, — угрожает мне.

— Всё–таки ты не работу искала, а хотела меня уличить. В чем?

— В нетрудовых доходах!

— Может, я вагоны разгружаю по вечерам, тебе–то что с этого?

— Я комсорг. Отвечаю за твое коммунистическое воспитание.

— Я –комсомолец, не коммунист, — цежу через зубы.

— Ах! — ахает. — Вот ты и признался, что плохо относишься к партии.

— Ты не переворачивай мои слова, я всего лишь хотел сказать, что не подавал заявку на вступление в партию и у меня нет членского билета. Впрочем, как и у тебя.

И тут до меня доходит, что Лидия, выслуживаясь перед кем–то, хотела меня использовать, дело состряпать, и себе в заслугу вменить, что раскрыла вражеский антисоветский элемент.

Свирепею.

Это ее месть за то, что я отказался от всех активностей?

— Тогда мы вынесем тебя на собрание, разберем твои выходки, — угрожает. Прямо орудие идеологии, а не человек.

Ну и черт с тобой. Моя жизнь — это не бюллетень, чтобы её комсорг подписывал. Зло огрызаюсь:

— Если хочешь настроить против себя ребят и девчат, дерзай, — говорю ей в лицо, без запинки. — Ты же понимаешь, что за меня все горой стоят. Хочешь соревноваться? Это не комсомол, тут зубами надо рвать.

Она глазами сверкает, как будто на заводе работает и у нее недостача в отчетах.

— Ты их подкупил, мы и их разберем позже. Все ответят за антисоветское поведение.

— А ты сама–то не боишься замараться? Ты ведь в партию планируешь вступить?

— Да.

— Тогда думай о своем светлом завтра, а не о моем темном сегодня, — резко разворачиваюсь, иду к пацанам.

Твою мать! Я же знал, что не стоит так резко выделяться на фоне других. Знал, что надо быть — как все.

Что теперь?

Я впервые грубо поговорил с Лидией, и теперь злюсь на себя. Подставился, однозначно. Но у меня не было выбора, она мне угрожала, и меня это вывело из себя.

Чего не люблю по жизни — так это угроз и шантажа.

Мелькает шальная мысль подарить ей модные джинсы рублей за сто шестьдесят. Может, оттает? Но потом сам себя осаживаю — комсорг и вещь, купленная у спекулянта, это как пиво с шампанским смешивать. Не возьмет, тут–то я уверен. Да и пофиг.

Бояться ее я точно не намерен. У меня другие планы в этой новой жизни — войти в штат «Правды», вернуться в бокс, вон в дружину решили записаться с пацанами.

Ни одна баба не сможет встать на моем пути. Даже комсорг.

И Лиду эту слать к черту! Да пусть идет она хоть в партию, куда захочет.

— Ты чего такой напряженный, капусты мало взял. Козочки наши в юбчонках съели всю? — парни ржут, встречая меня. Я же падаю на свое место, с грохотом ставлю поднос на стол.

Да, я не в духе, хотя меня это не колышет.

Пацаны свои поймут, переживут. У каждого бывают такие дни, когда и дышать тяжело. Но что поделать? Жизнь–то продолжается.

— Плохо вытерли, — показываю на крошки.

— О–о! Сомов не в духе.

Ем, а сам смотрю на Лидию, которая за соседним столом сидит и что–то записывает в блокнот.

Еще одна Мата Хари на мою голову.

Где их наштамповали?

Сделано в СССР — усмехаюсь мысленно.

После обеда мы идём на занятия, и тут Лидка снова подходит ко мне.

Её шаги почти не слышны, но я уже чувствую её присутствие за спиной. Знаю, что сейчас снова начнет свою проповедь о светлом будущем, о роли молодежи, и о том, что я не соответствую нужным параметрам.

Да и черт с ней.

Я же не женщина, чтобы чему–то соответствовать. Это у них пунктики: 90–60–90, 50 кг, или сколько там у них норма.

— Макар, — Веселова останавливает меня голосом, который на этот раз звучит мягче, но как–то странно тихо. — Тебе стоит задуматься над своим поведением. Мы ведь можем помочь тебе с карьерой. У тебя есть способности. Ты бы мог добиться многого, если бы…

Так. Вот оно что.

Она меня вылечить хочет, а не зарыть?

Или очередная хитрость с ее стороны.

— Если бы «что»? — я поворачиваюсь к ней, перебивая на полуслове. — Если бы я подыгрывал тебе и твоей комсомольской тусовке? Нет уж, спасибо, Лидия. Я сам разберусь, что мне делать.

Она молчит, и в её глазах мелькает что–то таинственное. Может, это разочарование? Или, может, она наконец поняла, что я не такой простой, как ей кажется?