Выпускной. В плену боли (СИ)

— Да ты и не сможешь! От тебя больше вообще ничего не зависит! Так что ищи свой выход, может, тебе повезёт! — толкаю его, хочу поднять с пола книжку, но он её пинает ногой так, что она летит в стену. — Придурок!

Хочу за ней пойти, но Демьян дёргает меня и так за порванное платье и тянет к себе.

— А может, тебя им отдать, а? На расправу. Скажу, забирайте, она давно девственности хочет лишиться.

— Да пошёл ты! — бью его по лицу, когда комнату разрезает надвое звук шипящего телевизора. Мы тут же поворачиваем головы туда и видим себя на экране…

Глава 20

— Нас снимают? — испуганно пячусь назад, смотря как моё отражение в экране делает тоже самое. Демьян смотрит вокруг, в потолок, где висит единственная лампа. Тут подходит к кухонному гарнитуру, достаёт ложку. — Что ты хочешь сделать?

— Под стол спрячься, — требует он.

— Зачем? Что ты хочешь?

— То, что надо. Спрячься…

— Если ты разобьешь лампу, осколки будут везде!

— Зато никто не будет следить за нами, как в зоопарке. Я всё равно это сделаю, спрячься!

И стоит мне выполнить приказ, как он подкидывает ложку, пинает как футбольный мяч и прямым ударом бьёт в лампу. Разбивает её. Погружает комнату во мрак. Теперь только экран немного подсвечивает пространство. Но там уже не видно согнутого пополам Демьяна. Он встаёт, стряхивается.

— Ну, что, извращенец, насмотрелся?! Вот тебе, — кидает он руку вверх со средним пальцем. Шагает назад и тут же вскрикивает, падая на задницу. Я закатываю глаза. Конечно, он напоролся на осколок.

— Сука…

— Тупая, не забудь… — не могу не добавить, когда вдруг вспыхивает желтоватый свет светодиодной ленты, которая расположена по всему периметру потолка. — Красавчик.

— Не я один её не заметил!

— У тебя от страха мозг потёк?

— А ты страх потеряла? Не боишься, что он как в пиле скажет конечности отрезать?

— Ты пересмотрел фильмов.

— А ты совсем от реальности отбита, — орёт он, а я встаю, аккуратно обхожу осколки, начинаю рыскать в поисках аптечки. — Да не найдёшь ты её.

— И опять ты ошибся, — торжественно достаю ящичек пластиковый, какие можно заказать в любом магазине хозтоваров. Тут тебе и бинты, и шприцы, и антисептики, и даже щипчики.

Смотрю на них в недоумении.

Ощущение такое, что всё просчитано до секунды, что любое наше действие предсказуемо. И это напрягает. Это пугает до колик в животе. Ненормально это.

Я беру ногу Демьяна, нахожу два осколка. Он кстати, даже не дёргается, спокойно переносит операцию, только взглядом раздражённым жжёт.

— Ну, что?

— Ты откуда это умеешь?

— У меня младшая сестра и брат. Основы первой помощи я выучила наизусть. Так что радуйся.

— Мама есть для этого.

— Есть, да, — не продолжаю разговор, запечатываю ранки пластырем и иду искать метёлку.

Мне и тут везёт.

Ну, просто рай какой-то.

— Еду поищи. Думаю, если они планировали наблюдать за нами, как за кроликами, то должны были и покормить.

Демьяну наверняка раньше не приходилось слышать команды от ровесников, он бурчит, но исполняет. Изучает по углам, пока я подметаю. Выкидываю мусор.

Ещё тряпкой прохожу весь пол, чтобы больше не уколоться.

— Это что ещё, мать твою, такое?! — орёт он, а я выжимаю тряпку, сразу иду на звук.

Он нашёл дверь, там кладовка.

Из неё он достаёт небольшой ящик. Тут же лезет обратно, пытается найти выходы, но их нет, зато в коробке есть пачка овсянки и записка закрытая. Я тут же разворачиваю её и читаю.

— Располагайтесь, грешники, это ваш персональный ад, — я читаю и читаю, не могу ничего понять. Грешники. Ад. Это непохоже на ад.

— Тут проём в потолке, — орёт Демьян из кладовки. — Размером с коробку. Не пролезть, даже если выломать.

Он выходит, смотрит в коробку, берёт кашу, поднимает взгляд, тут же выхватывает записку.

— Располагайтесь грешники, это ваш персональный ад. Чё это мы грешники?

— Я не знаю.

— Может, это код какой-то, игра такая.

— Я не знаю, — но ничего хорошего ждать не приходится.

Иду искать кастрюлю, нахожу ещё ко всему прочему сковородку. Бросаю взгляд в телевизор, он словно зеркало отражает всё, что я делаю.

От этого не по себе. Это сковывает движения. Это не даёт расслабиться и почувствовать себя лучше. Но и домой я не хочу. Там меня ждет ремень, доска, молитвы. Пусть лучше в таком аду, чем в свой возвращаться.

Интересно, отец ищет меня? А мать? Волнуется? Сестра, брат? А если я умру, они похоронят меня рядом с бабушкой? Или далеко за кладбищем, словно ведьму?

Плита работает, набираю кастрюлю воды и ставлю на конфорку.

— И что ты собираешься делать?

— Сварить кашу.

— Без соли и молока?

— Это просто еда, но ты, конечно, можешь попросить, чтобы тебе привезли роллов. Может, кто и услышит.

Он хмыкает и снова уходит в кладовку, что-то там рыскает, стучит, порой орёт: «Выпустите!»

Я вздыхаю, уверенная, что это бесполезно. Вскрываю кашу и высыпаю часть в воду, сразу помешивая. Демьян уже стоит над душой, часто дышит.

— Нам надо выбираться отсюда.

— Да что ты?

— У меня самолёт! Меня ждут в институте.

— Могу помочь лишь готовкой каши. Да, самолёт не последний улетел. Ждать тебя не перестанут, не кипишуй.