Выродок. Часть первая

Повозка с первым подкидышем принадлежала Светлой Семье, религиозной общине распространенной по всей Обители. Ничуть не удивившись появлению ребенка в телеге и возблагодарив за это Светлых Отца с Матерью, бродячие монахи приняли его к себе. Потом еще не раз они находили детей в своих повозках, в корзинах со стираным бельем, а порой и просто на лесной дороге. Детишек растили, кое-чему обучали, а когда подкидыши подрастали, ставили перед выбором: либо кочевать с членами общины, сея в заблудших душах великую любовь Светлой Семьи, либо тоже кочевать – но уже в одиночестве. Оставались немногие. Остальные разбрелись по всей Обители, пытаясь разузнать правду о своём происхождении – и кто знает, сколько их сгинуло в лесах и подземельях, куда они отправлялись на поиски своих нерадивых родителей. Так и появились по городам и деревням эльмы – проклятие двух народов. Отверженные эльфами, презираемые гномами, они и рады были бы влиться в круговорот повседневной жизни, но ничего не получалось – к тому времени унизительное отношение к ним распространилось повсеместно. И нельзя было сказать, что они были глупы, уродливы или обладали несносным нравом. Наоборот, к счастью, а может и на свою беду, эльмы впитали всё самое лучшее от не желающих знать их предков, отбросив ненужную шелуху взаимной неприязни. Они читали лес как открытую книгу, знали повадки зверей и птиц, обладая острым зрением, прекрасно видели в темноте, без ущерба для своего здоровья могли находиться в шахтах и подземельях. Эти качества пользовались большим спросом в каменоломнях и на лесорубках, куда эльмы, в конце концов, и попадали, хотя и там могли рассчитывать лишь на самую неблагодарную работу. Порой кому-то удавалось подняться до положения слуги при благородном господине или найти пристанище у бродячих показушек, но такое встречалось крайне редко.

И вот теперь одна из отверженных стояла в едовой «Сивоусого Сома», претендуя, страшно подумать, на гостеприимство со стороны его хозяина. Грошик никогда не видел эльму так близко и рассматривал ее с любопытством, позабыв на время о предрассудках.

Чего точно в ней не было, так это видимой хрупкости, присущей лесному народу. Невысокого роста, крепко сбитая, она уверенно смотрела большими, эльфийскими глазами на окружающих ее мужчин. На ее лице не было и того налета высокомерия, с которым эльфийские торговцы и прочие гости смотрят на окружающий мир, но и смеси угрюмости и показушности, свойственных гномам, Грошик тоже не увидел. Черты лица пришлой были четкими, а сейчас даже жёсткими. Освобожденные от наголовника прямые иссиня-черные волосы были заплетены в небольшую косичку. Тёмный плащ немного распахнулся, показывая простую солдатскую фаниту, – крепкую верхнюю одежду, носимую воинами в повседневной жизни. На поясе висел внушительных размеров кинжал, но эльма не стала хвататься за рукоять, а наоборот, подвинула его по поясу в сторону. Рот эльмы был упрямо сжат, и было видно, что она скорее ляжет костьми у двери едовой, чем уступит хоть немного, тем, кто смотрел на нее с нескрываемым презрением. Положа руку на сердце, Грошику она больше понравилась, чем вызывала отвращение, но кто бы сейчас в кашеварне учитывал его мнение?

–Выродок… этот маленький мерзавец притащил в мой дом выродка! – прохрипел опомнившийся Касам.

–Одноухий, не злись на мальчугана, – Лохмоть тоже пришел в себя,– Как он мог догадаться? Она ж спрятала свою бесчестную морду, вот он и попался на удочку. Доверился, а учитывая полную зад…полный застой с постояльцами в твоей кашеварне, слишком поторопился, боялся упустить гостя, ведь так?

Поняв, что обращаются к нему, Грошик неуверенно кивнул головой. Ведь подставила его эльма, ох и подставила, он же первую заповедь ей сказал, то есть п р и г л а с и л в свой дом. Касам, конечно, от нее избавится, но потом… потом вышвырнет их с тёткой на улицу и будет прав. Да еще слух пройдет по всей Заводи… не то, что зазывалой, на самую грязную работу ни в одну кашеварню не пристроишься! А он её ещё и барной величал! Вспомнив об этом, Грошику захотелось провалиться под землю, причем в буквальном смысле.

–Вон из этого дома, тварь! – продолжал тем временем хрипеть Касам. – Уходи сама, пока взашей не вытолкали!

–Остынь, варщик, глянь лучше, на то, что у тебя в руке, – эльма никак не отреагировала на оскорбления, да и большого внимания никому – кроме Касама – сейчас не уделяла.

Одноухий посмотрел на руки. В приступе гнева он сжал их в кулаки, и только теперь почувствовал в одном из них кругляшок. Раздвинув пальцы, он с недоумением уставился на двухтоллевую монету, лежавшую на ладони.

–Ты взял ее деньги! – весело резюмировал Лохмоть. Похоже, ситуация стала его забавлять, и он с невольным восхищением посмотрел в сторону неприятной гостьи.