— Давайте я влезу по трубе водосточной, доберусь по карнизу до окна и пристрелю ЕГО, — предложил один из бойцов. — Что же ОН так и будет убивать, а мы сиди и жди, когда всех перебьет?
— Всех убивать ОН не будет, — возразил Успенский. — Все ЕМУ не нужны.
— Ну, спасибо, утешил, — сказал Тимохин. — Ты хоть понимаешь, что здесь происходит? Один-единственный подонок, маньяк, садист угрожает жизни сотне людей! А мы сидим! И ждем, когда этот ублюдок позвонит и скажет: „Все, дяди дорогие! Я наубивался! Спасибо, очень вами доволен!“
— Что ты предлагаешь, Тимохин? Я на все соглашусь.
— Попробуйте и впрямь по водосточной трубе. Двое! — приказал Тимохин. — А вы четверо попытайтесь открыть окна на первом этаже. Только осторожно, старичков не покалечьте!
Бойцы побежали к корпусу. Успенский устало и безнадежно подумал, что все это зря, и самое страшное ждет всех впереди.
На улице послышался рокот мотора подъехавшей машины.
В комнату вошли трое молодых людей с фотоаппаратами.
— Мы из трех газет Питера, — сказал один из них. — Скоро здесь будет толпа нашей братии. И телевизионщики собирались. Наверное, уже выехали.
— Ну-ну, — безразлично сказал Успенский. — Располагайтесь.
— А что происходит? — спросил самый юный и, смутившись, представился: Юрий Никонов, „Свободная газета“.
— Пока ничего не происходит, — угрюмо ответил Тимохин. — ОН там, мы здесь.
— А штурм?
Ответить ему никто не успел. Из дома напротив раздался звериный рев, тут же на асфальт шмякнулось что-то мягкое. Спустя короткое время рев повторился, и второе тело упало с глухим стуком на асфальт дворика.
— Нергал свои обещания держит, — закричал ОН из операционной. — Держите! Из окна вылетели сначала одна, затем вторая рука, потом ОН швырнул далеко на середину двора обезглавленное тело одного из пациентов интерната.
Тут же в корпусе раздались выстрелы.
Бледный от отчаяния, осунувшийся Тимохин с надеждой встал, подошел к окну.
Но выстрелов было сделано только три. После этого из окон второго этажа вылетели один за другим два обезглавленных трупа. Еще двое бойцов с перекошенными от страха лицами влетели в дом.
— Во дает! — не без тени восхищения заметил корреспондент газеты „Напряженное время“.
Тимохин посмотрел на него с отвращением и спросил у бойцов:
— Как же так? Вы же у меня отборные?
— ОН нас ждал внизу, — немного заикаясь, ответил парень. — Или их там несколько, — добавил он. — Мы только влезли, ОН накинулся, ребята еще выстрелить успели, только не знаю, попали или нет, а ОН тут же двоих разорвал. Уже на нас нацелился, но мы успели назад спрыгнуть.
— Да ведь ОН же в это время наверху был, — сказал Тимохин.
— А оказался внизу, — закончил за бойца Успенский.
— Ладно, я думаю, скоро конец! — добавил генерал.
— Вряд ли, — усомнился Тимохин. И как бы в подтверждение его слов из корпуса напротив донесся снова крик, который смешался с рычанием и каким-то победным уханьем.
В операционной, залитой кровью, журналист, привязанный к стулу, временами терял сознание. Очнувшись в очередной раз, он смотрел мутными, почти ничего не видящими глазами на Нергала, пляшущего по операционной, на стариков, часть из которых уснули, видно, от слабости и невозможности воспринимать окружающее, а часть довольно бодро смотрела, вроде даже с интересом…
Пляшущие тени на стенах, фигуры мертвых сестер, распростертые полы белых халатов, словно ангельские крылья, кровь, залившая пол, — все казалось настолько нереальным, что Любомудрову постепенно стало казаться, что это он виновник всего, что происходило вокруг. И не только виновник, но и главное действующее лицо.
Нергал, весь покрытый кровью, но со светящимся, как показалось журналисту, лицом, развевающейся огромной рыжей гривой, сверкающими глазами подошел к нему и сказал:
— Давай, журналист! Теперь твоя очередь! Любомудров непонимающе посмотрел на него. А Нергал отвязал его от стула и подвел к телефону.
— Звони, журналист, передавай свою информацию и будем переходить к последнему акту. Жертва ждет Нергала!
Любомудров непослушными пальцами набрал номер.
Когда ему ответил Тимохин, он все еще неуверенно, как бы не веря, что это он сейчас будет говорить, произнес:
— Дайте к телефону кого-нибудь из корреспондентов. — И вдруг словно что-то прорвалось в нем, он яростно закричал: — Вы слышите меня? Вы хотите знать, что здесь происходит? А что в мире происходит вокруг вас вы знать не хотите? Так слушайте, мой материал должен быть опубликован во всех газетах мира. Заголовок „Время Нергала“. Диктую. — И он стал с яростью, но вполне отчетливо говорить. Они там должны услышать его боль, его бешенство, его отчаяние.