Выродок (Время Нергала)

— Да вы бы видели, что ОН там с трупами выделывал! — восторженно воскликнул парень. В толпе зашептались.

— Да нет, совсем не то, что вы думаете. ОН из них цирк сделал. — И Илья подробно описал художества Нергала.

В толпе раздались смех, улюлюканье.

— А ведь покойнички там все высокопоставленные! — крикнул Илья. Больница-то ведомственная!

Пошумели еще некоторое время. Отвели душу и на правых, и на левых. В конце концов решили: кто может действовать, у кого достаточно для этого сил, — пусть действует.

Остальные, да и вообще все, в ближайший выходной выйдут на митинг под лозунгом „Нергал — символ эстетики жизни!“

* * *

— Девушка, не хотите провести вместе вечер? Обещаю, что будет весело!

— Давай проведем! Только деньги вперед.

— Согласен. К тебе пойдем?

— Можно и ко мне. Я тут неподалеку комнату снимаю.

Через десять минут они были в коммуналке, в которой, кроме одного пьяного мужика, никого не было. Да и тот спал у себя в каморке.

Она быстро, по-деловому разделась, легла.

— А мне бы тебя сзади хотелось, — сказал он.

— Давай сзади, — равнодушно сказала она. Когда она встала на четвереньки, он щелкнул лезвием наклонился вперед и полоснул ее ко горлу. Она всхрапнула и упала лицом в подушку. Он встал, сделал ей ножом зигзагообразный разрез на спине, вынул из сумочки деньги, протер все, к чему мог прикоснуться, осмотрел себя в зеркале и, тихо прикрыв входную дверь, вышел.

* * *

— Друг, разреши прикурить? — наклонившись к сигарете, парень тихо спросил: — Пойдем?

— Сотня зеленых, — ответил тот. — Сейчас полста, когда будешь уходить, еще столько же.

Парни вошли в гостиницу будто бы врозь.

Так захотел клиент.

— Не хочу, чтобы эти скоты лясы по моему поводу точили, — объяснил он.

„Она“, то есть он, вошел первым. Поднялся в номер. Когда появился клиент, он был уже в одном белье: черный лифчик, черные трусики, пояс, на котором держались черные чулки.

Клиент подошел, обнял, ударил ножом в спину, потом еще и еще раз, Наклонился над телом, полоснул по члену, выпрямился, подумал, снова наклонился, сделал зигзагообразный надрез на груди.

Потом пошел в ванную, принял душ, почистил одежду, протёр тряпкой ручки дверей, оглянулся еще раз на труп и, выйдя из номера, спустился по лестнице запасного выхода.

* * *

Люсюнда когда-то была классной проституткой, но теперь вышла в тираж. Поэтому, когда ей довольно прилично одетый юнец предложил за услуги десять тонн, она обрадовалась. Только вот идти было некуда. Люсюнда жила в подвале в компании двух бомжей.

— В подвал, так в подвал, — легко согласился юноша. — Так даже романтичнее.

— Дружок, а ты возьми моим напарникам по квартире бутылочку „Красной Шапочки“, — игриво попросила Люсюнда. — А то они нам мешать будут. А так выпьют и уснут.

В подвале, как положено, сначала выпили. Юноша взял три „Красных Шапочки“. Правда, сам пить не стал. „Чтобы стоял крепче“, — объяснил он.

Люсюнда разделась и торопила.

— Ну, давай скорее. — Ей хотелось отработать и тоже завалиться спать.

— Погоди, пусть они уснут, — отвечал юноша.

— Ишь, какой стеснительный, — хихикала Люсюнда и хватала клиента за член.

Ждать пришлось не долго. Бомжи скоро захрапели.

Парень подошел к Люсюнде, ударил ее ножом в сонную артерию.

Потом прошел к лежбищу бомжей и обоим перерезал горло. После этого на груди у всех троих вырезал ножом зигзаг и ушел.

* * *

Всего этой ночью было убито пять проституток, из них один „голубой“, и три бомжа.

Убийства были совершены в разных районах города, но на груди или на спине трупов был вырезан змееподобный знак.

Прокуратура предположила, что кто-то из клиентов или сутенеров „подшивается“ под Выродка, и взяла под наблюдение членов „Общества укрепления демократии и порядка“. Правда, у большинства из них оказались алиби — спали дома. Что подтвердили и родители. Некоторых вообще не было в городе.

Такое внешнее благолепие, естественно, не остановило прокуратуру. Опера продолжали разрабатывать „нергалистов“.

* * *

Любомудров, наконец-то разразился статьей, которую озаглавил „Зверя выпустили на свободу“. В ней он писал:

„Использовав в заголовке слово „зверь“, я совершаю непоправимую ошибку. Животные, сами по себе не агрессивны и никогда не станут убивать ради собственной прихоти, ради крови, ради самого процесса убийства.