Вырванное сердце

«Девочка!!! Это была вырванная из её материнского лона её дочка, разорванная стальными инструментами врача-акушера! Того самого, в марлевой повязке. Лицо из постоянных кошмаров, которое периодически выдавало моё подсознание… Но почему у меня остаётся любовь к Марии? Почему я продолжаю считать её своей дочерью? Если я никого не рожала? Может, это психическая болезнь, та самая, о которой говорил муж? Только принявшая другой крен. Блокирующая мозг и не пропускающая в голову и мысли о том, что она может быть обманщицей, мошенницей, преступницей и кем ещё только её не называли. Как она там, под одеялом? Замерла, словно пойманная в сетку птичка. Словно маленькое насекомое, притворившееся умершим, чтобы избежать встречи с хищником. А Канцибер и есть хищник, не знающий никакой жалости! Надо набраться смелости и поговорить с Машей. Сказать ей, что это какое-то недоразумение! Господи, зачем ты вернул мне этот кусок моей памяти?! Без него я была по-настоящему счастлива! А теперь я знаю, что убила свою доченьку… Но кто тогда она? Кого я обнимаю у своей груди?»

Царькова откинула край пододеяльника, но вместо волос Марии увидела свернутое комом одеяло. Все, кто был в комнате, подались к кровати, желая посмотреть, как будет после всего услышанного вести себя эта странная женщина. Зинаида Фёдоровна стала очень бережно раскрывать одеяло, словно разворачивала пелёнки с новорождённого ребёнка.

– Да там никого нет! – вскричал Канцибер, побледневший настолько, что стал похож на ожившего мертвеца. – Что за фокусы?! Когда она успела ускользнуть? Кто-нибудь заметил?

Митрофановна в страхе схватила за руку сына и, крестясь свободной рукой, потащила его на выход. Молча. Словно совершала побег из преисподней, боясь, что по её следу пустят церберов.

– Мам, что это было? – в отличие от матери её сын переживал шок по-другому, пытаясь осмыслить непонятное явление. – Где Лошадкина? Куда она делась?

Митрофановна вытолкала сына за дверь квартиры и уже на лестничной площадке, когда к ней вернулась способность говорить, заорала на упирающегося сына:

– Дурачина, ты что, не видишь, что это была нечистая сила! Она же ведьма! Душегубка!

Между тем в комнате, из которой выскочили Нужняки, Канцибер продолжал допытываться у оставшихся объяснений произошедшему. Будучи отъявленным атеистом и зная, что любому необъяснимому явлению всегда есть разумное объяснение, он пытался понять и прилюдно развенчать это свершившееся у него на глазах «чудо».

– Как она смогла так незаметно выскочить, что никто не заметил? – психовал Владлен Иосифович, адресуя свои вопросы больше бывшей жене. – Ты же всё время обнимала её, поэтому не могла не видеть, когда она улизнула. Признайся! Мы, наверное, в это время смотрели по сторонам.

– Она так и осталась там. – Зинаида Фёдоровна прижала одеяло к лицу. – Оно ещё хранит запах моей дочери.

– Какой дочери?! – взвизгнул Канцибер. – Ты что, опять блажишь?!

– Моей нерождённой дочери, – спокойно, с неким фатализмом произнесла Царькова, не обращая внимания на его истерический крик. – Это мне перед смертью Господь послал Марию, чтобы я всё вспомнила. Для моего покаяния…

* * *