Вырвать электроды из нашего мозга

Таким образом, не было сделано того шага вперед, который уже назревал в развитии политэкономии, а был сделан огромный шаг назад. Был усилен основной изъян базовой политэкономической модели, который стал осозноваться как нетерпимый в середине XX века. Изъян этот состоял в том, что модель не включала в рассмотрение взаимодействие промышленной экономики с окружающей средой и с будущим. Это имело философское основание, уходящее корнями в научную революцию и в Реформацию — человек был выведен за пределы мира и представлен свободной личностью, призванной познавать Природу, подчинять и эксплуатировать ее. Но было и объективное обстоятельство, которое допускало замыкание политэкономии в механистических рамках: мир был очень велик, а ресурсы казались неисчерпаемыми, и эти факторы могли восприниматься как константы.

Маркс, ведя понятие о циклах простого и расширенного воспроизводства, основывался уже на термодинамических концепциях Сади Карно. Но и Карно идеализировал свою равновесную тепловую машину — он не принимал во внимание топку. А это именно та неотъемлемая часть машины, где расходуются невозобновляемые ресурсы и создаются загрязняющие природу отходы. В середине XX века исключать «топку» из политэкономической модели было уже недопустимо. Но неолиберализм пошел на этот шаг, компенсируя нарастание противоречия мощным идеологическим и политическим давлением (связанная с нефтью война в Персидском заливе — красноречивый пример).

Так, развитие важнейшего для промышленной политики научного и культурного основания — политэкономии — было загнано в тупик (по сути, политэкономия незаметно изымается даже из университетских курсов, заменяется эконометрикой и организацией бизнеса). Расхождение между мировой реальностью — даже природной, а не социальной — и критериями эффективности того ядра хрематистики, в котором поддерживается относительное равновесие (т. н. «первый мир») стало вопиющим. Политэкономия неолиберализма принципиально игнорирует даже те сбрасываемые в буферную зону (атмосфера, океан, «третий мир») и в будущее источники неравновесия (например, загрязнения), отрицательная стоимость которых поддается оценке в терминах самой хрематистики.4 Когда же эти расчеты все же делаются, миф о равновесной рыночной экономике разлетается в прах. Показателен давний спор об Амазонии. В общественном мнении Запада приобрела характер психоза озабоченность вырубкой тропического леса Амазонии — «бразильцы уничтожают легкие Земли!». Миллиарду автомобилей «первого мира» необходим кислород, производимый этим лесом. Кислород — столь же необходимый агент горения в прометеевских топках, как и нефть, и встал вопрос о том, чтобы оплатить Бразилии поставляемый ее лесом кислород. США в 1989 г. сделали широкий жест — предложили простить Бразилии 4 млрд. долл. ее внешнего долга (из 115 млрд.) при условии отказа от вырубки леса. А на деле суммарные блага, которые поставляет лес Амазонии человечеству как экологический стабилизатор и источник огромного биологического разнообразия (резерв генофонда) по рыночным ценам оцениваются примерно в 50 млрд. долл. ежегодно в течение 30 лет — в 12 раз больше, чем ее внешний долг и в 400 раз больше предложенных отступных.

И когда экономистам неолиберализма отвечают на их же рыночном языке, они сразу отбрасывают тогу беспристрастных ученых и переходят на язык идеологии или этики. В такой ситуации и родился ставший знаменитым афоризм: «Почему я должен жертвовать своим благополучием ради будущих поколений — разве они что-нибудь пожертвовали ради меня?». Это — завершение антропологической модели индустриализма, когда разрывается даже связь наследования между поколениями людей-атомов по прямой родственной линии. Эта связь поддерживалась передачей экономических ресурсов детям при условии, что они передадут их своим детям, а не на условиях эквивалентного обмена. То есть, индивидуализм хотя бы предполагал поддержание «экономической генетической связи», обеспечивающей воспроизводство индивида. Нынешний кризис побуждает радикальных неолибералов обосновать разрыв и этой связи.

Эта декадентская философия последнего витка политэкономии в огромной степени предопределила разрушительный, доходящий до некрофилии (в смысле Э. Фромма) характер модернизации России. Глубина деструктуризации хозяйства, науки, социальной сферы, предусмотренная проектом и уже достигнутая на практике, не была необходимой даже для создания дикого капитализма. Не могут быть эти разрушения в полной мере объяснены и геополитическими интересами противников СССР в холодной войне. Реформа в России — колоссальный эксперимент, очень много говорящий о глубинных мотивах позднего индустриализма в его столкновении с «третьей волной» цивилизации.

Обвинение: гомицид

Недавно в Мадриде состоялась ассамблея Всемирного банка и Международного валютного фонда на высшем уровне. Там было сказано очень много поучительного для России, но демпресса решила не расстраивать русского человека (а кому следует, и так узнали). Давайте выудим кое-что из испанской прессы.