Читаем Выше нас — одно море полностью

Выше нас — одно море

— Что с тобой, Женя? Что ты говоришь?

Цесарский вдруг выпрямился, бросил ведро на дно катера и истерически закричал:

— Из-за паршивых мешков с мукой я пропадать должен, да? Я еще жить хочу, понятно вам или нет?

Он рухнул на дно катера прямо в ледяную воду и закрыл лицо руками.

Страх охватил Таню. Она бросилась к Цесарскому и, силясь разнять его руки, плача и целуя его, торопливо и несвязно уговаривала:

— Женечка, милый, возьми себя в руки! Ну! Будь же мужчиной, Женя! Я всю воду сейчас вычерпаю, ты только мотор, мотор чини, Женя. Ты слышишь, мотор скорее чини, ведь потонем мы! И они потонут!

Цесарский медленно поднял голову и вяло спросил:

— Кто… они?

— Да ребята же! Ведь шлюпку оторвало!

— А-а… — равнодушно протянул Цесарский и снова опустил голову.

Но Таня энергично тормошила Цесарского. То ласково уговаривая, то угрожая, она заставила его подняться. Цесарский с трудом перелез через сиденье и начал ковыряться в моторе.

В белом мраке, тяжко гудело встревоженное море, и черные волны били беспомощное суденышко. Но Тане некогда было смотреть вокруг. Она без устали работала черпаком и что-то громко кричала, стараясь подбодрить струсившего не на шутку механика.

Вдруг мотор слабо фыркнул и ровно загудел. Цесарский вцепился в штурвал, развернул катер по ходу волны и дал полный вперед. Там, куда катились волны, должна была быть земля.

Таня оторопело взглянула на парня и схватила его за плечо.

— Ты куда правишь? А шлюпка? Там люди остались!

Цесарский резким движением сбросил с плеча ее руку:

— Черта с два теперь меня обратно погонишь! Хватит, я еще не сошел с ума! Пусть сами добираются!

О борт тяжело ударила волна. Катер сильно качнуло, и Таня, неловко взмахнув руками, свалилась на самое дно катера. Падая, она увидела далеко впереди тусклые огоньки зимовки. Цесарский обрадованно воскликнул:

— Берег! Берег виден!

Стоя на коленях, Таня горько зарыдала.

— Подлый ты трус! Там же люди тонут!

Но Цесарский, искоса взглядывая на девушку, бормотал:

— Ничего, Танюша, нам бы только до берега добраться. Там нам помогут. А шлюпку найдут, не беспокойся…

По днищу катера перекатывался тяжелый топор, вырвавшийся из гнезда. Топорище больно задело Таню по руке.

Несколько секунд она бессмысленно смотрела на топор, будто силясь что-то понять. И вдруг схватила его, и со всей силой ударила по бортовой доске.

Цесарский мгновенно обернулся. Ужас отразился на его лице.

— Что ты делаешь? Сумасшедшая! — Он бросил штурвал и кинулся к Тане.

Таня поднялась ему навстречу. Не помня себя от ярости, она занесла топор над головой:

— Не подходи!

В ее глазах была такая решимость, что Цесарский в страхе попятился назад.

— Ты что задумала, дура? — испуганно кричал он, не сводя глаз с топора. — Брось топор, слышишь?

Но Таня не слушала его. Тяжелым взглядом она отчужденно смотрела на Цесарского:

— Я разобью катер, если ты сейчас же не повернешь в море. Понял меня?

— Понял, понял, — с готовностью закивал тот. — Убери топор. — Он торопливо вернулся к штурвалу и развернул судно навстречу шторму.

Таня устало опустилась на банку и, не выпуская из рук топора, с тупым равнодушием смотрела, как встречные волны бьются о катер. Ветер заметно стихал. Снежный заряд, растратив все свои запасы, сыпал теперь редкие струйки твердых, колючих снежинок. Цесарский осторожно оглянулся и вкрадчиво заговорил:

— Танюша, ты не так меня поняла. Я хотел для тебя лучше сделать. Ведь ты же устала, замерзла. Я бы потом обязательно за шлюпкой сходил.

Таня ответила ровным, странно незнакомым голосом:

— Пожалуйста, не разговаривай больше со мной.

Цесарский принялся горячо убеждать ее. Но Таня молчала. Она жадно смотрела вперед, ища глазами затерявшуюся где-то среди волн шлюпку, горькое чувство разочарования, обиды поднималось в ее груди. И вдобавок этот проклятый холод. И голова. О, как она болит!.. Зачем он так поступил? Что подумают о них ребята? Таня вздрогнула: «Боже мой, они же наверняка подумали, что мы их бросили!» Впереди показалась шлюпка. Она медленно двигалась по ветру. Два человека с трудом ворочали веслами, третий непрерывно вычерпывал воду. Таня вскочила на ноги.

— Ребята!

Было видно, что на шлюпке заметили их, но никто не прервал своих занятий. Цесарский сбавил ход и осторожно подвел катер к подветренному борту шлюпки.

Тотчас же на катер перепрыгнул Заиграев. Он наклонился к понуро сидевшему за рулем Цесарскому.

— Что, механик, с курса сбился?

Цесарский заискивающе взглянул на Таню и негромко ответил:

— Мотор сдал… пока починил…

— А-а, понятно, — усмехнулся Заиграев.

Он шагнул к Тане и сел рядом с ней.

— Трудно, Танюша? — участливо спросил он.

Таня молча ткнулась лицом в мокрые колени Заиграева и затряслась в беззвучном плаче.

Заиграев осторожно погладил ее по голове и дрогнувшим, потеплевшим голосом проговорил:

— Ничего, Таня, ничего. Теперь уж не страшно, не надо плакать.