Выше нас — одно море

— Ничего, пройдет.

— Пройти-то пройдет, вымотает всех.

— Уж не без этого. Да ведь не привыкать!

— Кому как.

Мухин слышал этот неторопливый, серьезный разговор, жевал огурец и отдыхал.

Пусть отдохнет парнишка — сегодня он принял свое первое морское крещение. Впереди у него еще много штормов, но этот первый шторм он будет помнить всю жизнь.

И СНОВА В МОРЕ Повесть

ДИПЛОМ НА СЕВЕР

Светлые сумерки северного города чуть приглушили весеннюю яркость дневных красок. Суда на реке словно глубже осели в воду, корпуса их стали длиннее, а дымовые трубы тоньше; замигали разноцветные огоньки створов на той стороне реки; в прозрачной тишине отчетливее стали слышны звуки, доносившиеся на берег с пароходов: глухой шум судовых машин, шипенье пара, звон рынд…

Тимофей Таволжанов неторопливо шел по набережной, совершая свою последнюю прогулку по вечернему городу. Завтра штурман Таволжанов уезжает в заполярный порт Мурманск.

Тимофей достал из внутреннего кармана пиджака тоненькую книжку. Осторожно развернул.

Диплом. С отличием. Почти пять лет жизни вместились в эти две, обтянутые черной материей, корочки.

«…Окончил полный курс… получил специальность штурмана дальнего плавания». Звучит? Еще как!

Тимофей спрятал диплом в карман и застегнул карман булавкой. Так надежнее.

Он свернул налево. Вот она высится среди низких домов — старинная кирха. Тимофей присел на каменную скамейку у входа в кирху, глянул снизу вверх… Была она когда-то красавицей среди деревянных домишек рыбаков. В тридцатые годы поубавили у кирхи высоту, облик церкви потерялся. Пропали стройность и стрельчатая устремленность здания ввысь, осталось нечто похожее на огромный каменный амбар, который перегородили на два этажа. На первом сделали столовую, на втором — клуб. Раньше в кирхе имелся и орган. Играть на нем приезжали в этот дальний северный город знаменитые музыканты. Но куда он подевался — никто не знал.

Столовая была, как говорится, не красна углами: обеденный зал оказался таким обширным, что света от узких высоких окон явно не хватало, и поэтому и днем в столовой горел электрический свет, в его лучах тускло поблескивал каменный пол, отполированный за долгие годы ногами прихожан бывшей церкви.

Зато клубный зал был отделан на славу. Огромную площадь пола еженедельно мыли и натирали воском до блеска.

Вчера в этом клубе Тимофею, как и другим выпускникам, вручили диплом. И банкет состоялся. Грандиозный банкет!

Тимофей сидел за столом судоводителей. Их было двадцать девять человек. Многие ребята пришли со своими подругами. Рядом с Тимофеем сидели Павел Федерякин и Костя Лосев. Это были отличные ребята, пожалуй, самые надежные его товарищи. Напротив Тимофея сидел Алешка Фурсов. Что бы ни случилось на курсе, какое бы происшествие ни возникло, единственный, кто всегда был в стороне, — это Фурсов. Учился он старательно, однако диплома с отличием не получил. Тимофей сторонился Фурсова, находя его неискренним. Сейчас они сидели друг против друга, и, поднимая рюмку, Фурсов улыбался Тимофею, подмигивал ему и что-то говорил своей соседке. Тимофей рассеянно кивал в ответ и думал о своем.

За столом было шумно. Шли разговоры о предстоящем разъезде по разным пароходствам. Уезжали в Ленинград, в Таллин, в Ригу, но большинство оставалось здесь. И лишь один Тимофей едет в Мурманск.

Тимофей думал о том, что эти вот ребята, сидящие сейчас с ним за праздничным столом, пойдут на суда загранплавания штурманами, а ему еще придется несколько месяцев работать матросом — не хватает стажа плавания — и идти в каботаж. Эти ребята будут возвращаться в родной порт, и их будут встречать с оркестром и с цветами, потому что они бывают дома редко; лица их будут отливать бронзой тропического загара, и в разговорах они будут небрежно сыпать экзотическими названиями далеких портов — Сингапур, Гибралтар, Гавана, Калькутта… Они будут дарить девушкам и знакомым диковинные заморские подарки…

— Послушай, Тима! — донесся до него далекий голос Фурсова. — Тима, что ты забыл в этом Мурманске? У тебя же выбор есть. Я на твоем месте аж в самую Одессу укатил бы.

Тимофей очнулся от своих мыслей и с удивлением посмотрел на Фурсова. О чем он? Фурсов поднял рюмку.

— Я пью за твою Одессу, Тима.

— Какую Одессу?

— Ты еще можешь выбрать, советую.

— Спасибо, но я еду в Мурманск.

— На кой черт он тебе сдался? Там и пароходов-то хороших раз-два и обчелся, да и рейсы все каботажные больше.

Тимофей старался понять, куда он клонит, зачем затеял этот разговор? И ответил шутливо:

— Любовь к экзотике влечет меня в этот холодный край. Опять же, надо кому-то и север осваивать.

Но Фурсов не принял шутливого тона. Он насмешливо сказал:

— Все в благородство играешь.

Тимофей весь подобрался, сдерживая закипавшую злость.

— С чего это вдруг тебя стала беспокоить моя судьба?

— Ты так старательно учился… Разве для того, чтобы попасть в каботаж в наши дни, надо дипломы с отличием иметь?

Тимофей услышал, как сидевшая рядом с Фурсовым девушка сердито сказала:

— Как тебе не стыдно, Алеша! Выпускной вечер, а ты… Сейчас же извинись!