— Гарри! — донеслось откуда-то как сквозь туман. — Гарри, ты здесь?
Опять это нелепое имя. Больно. Он отчаянно зарычал и упал на колени.
Никакой он не Гарри. Он не может быть Гарри.
Ему нужно туда, в облака, где чешуя впитывает яркий свет, где небо и солнце, и тени на скалах, где отвесно падает ветер и можно смотреть назад и вперед. Где открыто грядущее и былое, и больше нет никаких границ.
Знакомая внутренняя тьма встрепенулась, оживляясь, и ласково принялась нашептывать свои лживые, лукавые обещания прямо в сердце.
“Будь Драконом. Просто будь им. Останься здесь, со мной навсегда. Ты знаешь, как просто, как хорошо просто быть… Летать среди звезд, жить в безвременье и видеть жизнь в семи измерениях сразу”.
— Гарри! Мистер Поттер! Ко мне!
Смутно знакомый голос, выкрикивающий эти странные звуки, выдергивал его из космической пыли, выжигал душу огнем, рвал оттуда с корнями, съеживая и сжимая пространство и время, ломал и жестоко выкручивал внутренности.
Он не был драконом, но не был и Гарри — сейчас он был просто никем.
— А-а-а-а! — заорал он, стараясь заглушить стон ветра в ушах.
Он кричал надрывно и хрипло, не узнавая собственного голоса. Больно! Как это больно!
В голове что-то лопалось, кололо, трескалось, тыкало тысячей игл, куда-то тянуло, рвало, разверзалось на части. А планеты кипели и плавились, стекая на кожу огненной лавой.
Какая адская боль! Он не может! Не справится с ней! Он хочет туда, назад, в небо, где нет этих жутких мучений, где спокойное безмолвие и тишина. Где далекое пение звезд, хороводы светил и небесный солнечный ветер… и крылья…
— Поттер! Гарри, держись! Моей магии уже не хватает. Держись за сознание! Твой зверь очень силен, — раздавались откуда-то далекие крики, удерживая, привязывая его здесь, подчиняя, причиняя невыносимую боль. Он должен ее прекратить!
— Не-е-е-ет! — Гарри схватился за голову руками, припадая к земле. — Я не могу! — прохрипел он, царапая пальцами рыхлую землю. — Я не могу-у-у, — прорыдал он, впиваясь ногтями в твердые корни, слыша, как голос все больше становится чьим-то чужим, похожим на рычание дикого зверя.
— Гарри! Держись! Будь со мной! Гарри! Со мной!
Казалось, что в голове уже лопнуло все, что могло, и теперь истекает, выливается внутрь потоками крови, затопляя багровым весь мир.
Пальцы дернулись и скрючились, выпуская огромные когти, начало трансформироваться лицо, выдвигая вперед нижнюю челюсть, стремительно удлинялись зубы, проявляя большие клыки.
Боль, невероятная боль прорезала сознание, лишала последней воли и смысла. Сейчас он готов был на все — лишь бы умчаться прочь, избавиться от адского пламени в своем мозгу. Сейчас, вот сейчас, осталось совсем немного…
— Гарри! Держись мой мальчик! Ты молодец! — еле слышно доносился до него откуда-то настойчивый раздражающий голос.
Но он, увлекаемый болью, больше не был молодец. И он не был Гарри. Он был Дракон, и только Дракон — повелитель прошлого и грядущего, смотрящий сквозь время. Соскальзывая в небытие все быстрее, он мчался, летел, уносился в глухую пучину, уплывал за несбыточным счастьем в благодатную тишину. И звезды вокруг звенели и пели покруче небесных сирен, и пиликали мириады невидимых скрипок, и призывно мерцал впереди Млечный Путь, наигрывая тысячами бубенцов. И нужно было всего лишь расправить крылья…
— Гарри…
Далекое знакомое слово... Пробилось сквозь ветер и песни вселенной. Так странно.
Шум в ушах стучал все сильней, все радостней кружили тело небесные вихри, все громче пели тысячи солнц и все ярче сияли огни.
— Гарри! Вернись!
Вернуться? Зачем? Нет и не будет ничего более манящего в мире, чем музыка сфер и звонкие ноты бесконечности. Чем шумный хоровод черных дыр и восторженный смех галактик. Всё сильнее гремели они, призывая, и все сильнее стучало в унисон с ними сердце. И звезды кружились, кружились вокруг, и плыла по овалу вселенная, и мир разлетался на сотни кусков — всё быстрее, всё ярче, мощней. И остановить это было нельзя: кто смеет противиться зову неба?
Еще немного, чуть-чуть, и он уйдет в этот сладостный сон, чтобы остаться в нем навсегда.
— Гарри, вернись! Я люблю тебя!
И внезапно всё смолкло.
И навалились черная гулкая пустота. И боль. Снова боль. Адская, злая. Она пульсировала в висках молотками, стреляла толстыми иглами по всему телу, терзала, рвала, раздирала на части.
Гарри скорчился на земле, жалко цепляясь пальцами за грязные комья, словно пытаясь за них удержаться, и тяжело хватая ртом воздух. Голый беспомощный уродец посреди темной подсохшей травы. Человеческое скрюченное тело, маленькие, едва прорезавшиеся крылья, жуткая оскаленная пасть вместо лица и длинные острые когти… Сейчас он был похож на неудачно вылупившуюся личинку. Он хотел умереть.
— Тише, тише, — Гарри почувствовал теплое прикосновение ладони к своей коже и вместе с тем пришло долгожданное облегчение. — Ты молодец, мой мальчик. Всё хорошо.
Твердая рука ласково поглаживала его спину, бережно проходясь по нелепым уродливым крыльям.