Выше Севера – там, где Юг

Макс бодро окатил лицо из медного раритетного рукомойника и заухал от удовольствия. Потом долго растирался по пояс махровым полотенцем.

Прежде чем сесть за стол с ароматно пахнущей тарелкой распухшей гречневой каши, он подмигнул Ольге и указал на диван: “Может ещё?”

Та засмеялась: “Хватит. Неча вас баловать. Как в следующий раз с неба спрыгнешь, так и посмотрим.”

Максим с наслаждением воткнул ложку в рассыпчатую дымящуюся горку : “ А когда твой вернётся, будем продолжать?”

Ольга стала серьёзной: “Нет. Ничего не будет. Я забуду и ты забудешь. Буду женщиной честной, мужней и приличной.”

Макс прекратил жевать: “То есть со мной только неприличная может, да?”

Ольга вздохнула, переживая непонятливость полюбовника: “Насчёт других не знаю. Ты парень видный, симпатичный. Найдёшь свою вторую половину. А я…что я… женщине без мужика нельзя, тем более пять лет. “

Макс помолчал, потом продолжил сосредоточенно уплетал гречневую кашу обильно заправленную маслом и молоком.

О чём-то вспомнил и поднял глаза на Ольгу: “ А что это за песню ты пела?”

Ольга улыбнулась: “Эх ты, москвич и есть москвич. Это наша поморская. Про любовь злую…”

В сенях кто-то забухал сапожищами. Максим сноровисто прыгнул за выгородку и закрылся занавеской.

В избу влетела Матрена, местная почтальонша: “Олька! Где твой сокол?! Макс который? Да не прячься ты! Все итак всё знают!”

Максим конфузливо выглянул из-за неаккуратно задёрнутой занавески.

– Максим Александрович! Меня Илья прислал. Там твой Федька безобразничает!

– Чего случилось-то?

Макс прыгнул в штаны и быстро тянул на себя куртку и унты. Матрена в нетерпении прыгала рядом: “Выйди и увидишь! Он там такое творит!”

Как только Максим выскочил на улицу всё стало ясно. Над деревенькой жужжа крутил мертвые петли их бело-голубой АН-2. Обходя, как на слаломе любопытных замерших вразнобой на сельской улице с открытыми ртами, Максим помчался к избушке местного аэровокзала.

Вскочив внутрь он оттолкнул Илью – местного начальника аэропорта от микрофона, и что есть сил заорал в ребристую шишку: “Федька – урод, твою мать! Всё-всё матери и Людмиле расскажу! А ну быстро садись, гад!”

В микрофоне что-то щелкнуло и оттуда донёсся весёлый голос Федьки: “Завидно, да Саныч? Захожу на глиссаду, оппа!”

Когда Ан-2 распахнул пассажирскую дверь оттуда начали выпадать на снег деревенские девки. Все как одна становились на четвереньки и дружно блевали. Последним на снег молодцевато выпрыгнул Федька Погудин второй пилот Максима. Он дурашливо приложил руку к наискосок напяленной фуражке и весело отчеканил: “Докладываю! Курс начинающих стюардесс местной молодёжи успешно преподан! Разрешите приступить к работе.”

От такой наглости Максим опешил: “Да я тебя…”

Захотелось врезать по наглой роже. Но Макс понимал, что на него смотрят прибывающие местные. Портить с ними отношения и компроментировать высокое звание летчика дурацким мордобоем не хотелось:

– …Врезать бы тебе…ты ж их убить мог!

– Командир! Я ж так…поразвлекся в меру сил, не то что ты…

Душная волна ярости захлестнула сознание Максима и он всё-таки поднял кулак, но тут услышал сиплый голос местного участкового Савелия Михайловича Огаркова: “Хулиганим, значит! На киче давно не был, да Федька?”

Савелий вынырнул из-за Максима и сноровисто окольцевал руки Фёдора наручниками.

“Э…дядя Савелий, мне ж работать ещё…ты чего?” – вытаращил глаза второй пилот.

Но Савелий был зол как никогда: “Сволочь, кобель ты сраный. За Машку ответишь!”

“Да я…я ничего ей не сделал. Саму спроси!” – упирался Федор.

Дочь участкового Маша, качаясь, оттолкнулась от самолёта и вяло махнула им рукой: “Ну правда, папа, мы сами попросили. Отпусти Федю.”

Но это панибратское «Федю» привело участкового в ещё большую ярость: “Федя, значит, Феденька… – передразнил Савелий – Поедет теперь твой Феденька в Сибирь! Там будет на зоне свои художества устраивать. Это злостное хулиганство! Статья! Поняла!”

Осознав серьезность ситуации, вмешался Максим: “Савелий Михайлович! Давайте поговорим, как люди. Его накажут. Серьёзно накажут в управлении. Но сейчас он мне нужен.”

Участковый развернулся к Максиму: “А ты, Максим Александрович, своего кореша не покрывай! Не покрывай! Нам в деревне все эти хулиганства не нужны! Вы ведь нам как семья! На вас все равняются! И вот завелась паршивая овца.”

“Я не паршивая овца!” – Влез в спор Фёдор.

“Да молчи ты! – Разозлился Максим и опять продолжил – Савелий Михайлович! Мне ж обратно лететь, и мне без второго пилота никак нельзя!”

Участковый на минуту заколебался, но преодолел себя: “Знаешь что Максим, закон есть закон. Ты за ним не углядел, значит оставь это дело мне.”

И повёл ошарашенного Федьку с взлетной полосы в сторону деревни.

Около аэровокзала Максима, Тамару, Федора и Савелия встретили недоумевающие пассажиры.

“Савелий Михайлович, кого поймал, бандита?” – Подскочила к участковому бойкая бабёнка Наташа – продавщица из местного сельмага.

“Максим, а рейс будет…Савелий, что ты творишь…Ну вот, опять…никакой демократии!” – Загалдели деревенские бабки обвешанные тюками.