Выше стен

— А что такого? Ей вроде как тоже восемнадцать. Все было добровольно, какие проблемы? — Я корчу из себя дурака, хотя начинаю бояться последствий. Слишком уж странной выглядит реакция папаши.

Он плотно прикрывает дверь кабинета, прислушивается к тишине, разворачивается и прет на меня.

— Так это ты? Ты — тот самый парень, который ее охмурил? Это ты?

— Ну да… — До меня начинает доходить: причина его ярости — деньги.

Деньги! Не она. И не я.

Я не пячусь — стою как вкопанный, и папаша наконец осознает, что я выше и шире в плечах. Он ни хрена мне не сделает, не посмеет. А его грязное бабло по праву принадлежит мне.

— Где деньги, подонок? — рычит он. — Верни. Верни, прошу по-хорошему!.. Я скопил их для Регины!

Кровь отливает от головы — это удар ниже пояса, и я его пропустил. Чтобы устоять на ногах, хватаюсь за угол сейфа и глубоко дышу.

Он отдал гребаный миллион своей «радости», в то время как я несколько лет питался дошиками, разрывался между мамой, учебой и карьерой мальчика на побегушках, терпел унижения и выл от отчаяния в подушку.

Зачем я играю в героя, ради кого? Ради тех, кто недостоин даже моего взгляда?

Я растерянно пялюсь на придурка, но его холеное лицо не выражает ничего, кроме презрения. Знакомо. Ничего не изменилось — я все то же недоразумение, непонятно как попавшее в его дом. Приблудный ребенок. Я никогда не был тут своим. И не буду…

До хруста костяшек сжимаю холодный металл и широко скалюсь:

— Не отдам я их. Не для того охаживал твою любимую дочку, пудрил мозги и разводил на бабки.

Он подается вперед и, коротко замахнувшись, бьет меня по роже. В башке раздается лязг, мгновение мутит, и соленый железный привкус наполняет рот.

Это гребаное дно.

— Мудак, б**дь! — огрызаюсь я и сплевываю кровь на сияющий чистотой пол. В душе змеей корчится горькое чувство, противное настолько, что накатывает дурнота.

Я — идиота кусок, едва не повелся на иллюзию доверия и любви, но об этом никто никогда не узнает.

Отказаться от плана? Да ни хрена!

— Ты об этом пожалеешь! — выдавливаю из себя и, оттолкнув выросшую на пути дурочку, на два поворота замка закрываюсь в комнате.

31 (Регина)

Мир во всем разнообразии красивых вещей, книг и людей всегда был для меня комнатой с горой разноцветных деталей детского конструктора, но без прилагаемой схемы сборки.

С тех пор как я очутилась в нем, я тщательно продумываю стратегию, нахожу решения, соединяю детали и восторгаюсь результатом…

Кажется, я верно понимаю правила игры и наполняюсь оптимизмом, но в следующую секунду осознаю, что допустила чудовищную ошибку. Несуразная фигура рушится, а я обнаруживаю себя перед горой «лего», и мне предстоит заново вникать в суть.

Я жила в вечном страхе сделать что-то не так, старалась подражать тем, кто преуспевал в коллективе, искала правильные пути, блуждала по воздуху. В проводники попадались сплошь некрасивые люди, и надежда едва не умерла, но бабочка, спасшая меня, все же прилетела…

А за окном сегодня все нестерпимо белое, белое настолько, что от слез и нехватки воздуха приходится зажмуриться. В груди распухло сердце, распухли губы, болит и разрывается от счастья все тело. И мысли о Святе до ожогов согревают душу — он невероятен.

Даже к лучшему, что Андрей нас застал — не придется подыскивать правильных слов, с которыми у меня вечный напряг. К лучшему, что мама сразу поехала в салон — если бы и она увидела меня под одним одеялом со Святом, подумала бы о плохом, и разразился скандал. Это Андрею всегда хватает выдержки и мудрости во всем разобраться.

Я кутаюсь в лоскутный плед, хранящий аромат дождя, прислушиваюсь к голосам в кабинете, но не могу разобрать разговора.

Подернутое белесым туманом утро разгорается ярче, однако сил ему явно недостает — нам предстоит мутный слякотный день и еще несколько дней серости, туч и мглы, грязи, прелой листвы и размытых дорожек под подошвами.

Я улыбаюсь. Рано предаваться унынию. Снег еще жив, здесь он не пугает, не вселяет ужаса и безнадеги, наоборот — ассоциируется с праздником, запахом хвои, мандаринов и маминого пирога с яблоками и корицей.

Обязательно научусь готовить и приготовлю его для Свята. Отплачу за вчерашний шедевр. Снова погреюсь в тепле спокойных серых глаз…

Потягиваюсь до судорог и разноцветных мушек и едва сдерживаю крик.

Такая красота — сочетание обжигающе прекрасной внешности и тонкой, хрупкой, изъеденной болью души способна спасти мир, неудивительно, что она спасла запутавшуюся слабую девочку.

В наших отношениях нет ничего предосудительного — я не подпадала под влияние, не искала признания, зато почувствовала взаимность и искренность на пределе боли. Впервые в жизни разобралась в правильности сборки чертова конструктора людских взаимоотношений, справилась со злыми людьми и нашла себя!

Свят окружил меня заботой, нежностью, любовью и пониманием. Только с ним я крепко держусь за реальность, с ним я нормальная, и не нужны никакие деньги, чтобы…