Она никак не могла привести в норму дыхание, но, зная, что первое впечатление самое сильное и что нужно именно сегодня доказать ему, на что она способна, сказала: «Засекайте время, я проплыву еще раз».
— Нет, на сегодня хватит, ты устала, — возразил он.
Вероятно, ему не понравилось, как она плыла, и он зачислил ее в неперспективные. Иначе он бы заинтересовался ее результатом, ведь он все время на нее смотрел.
— Я сказала, засекайте время. — Она вспыхнула от злости и направилась к лесенке бассейна. Если так будет продолжаться, то первенства ей не видать.
— А я сказал, на сегодня хватит. — Он поймал ее за руку, оттащив от края бассейна, и, легко преодолев ее сопротивление, подвел к двери, ведущей в женскую раздевалку, а потом повернулся и пошел в сторону душевой.
«Кретин», — шепотом выругалась она, чтобы он не услышал. Обозвать его вслух она бы не посмела — за это можно было не только не поехать на первенство, но и вылететь из команды.
К ее ужасу, он вдруг обернулся, но, не сказав ей ни слова, ушел. Она долго ревела, стоя под душем и потом, в раздевалке, пока сушила волосы под феном, ревела от злости, обиды и страха.
Выйдя на улицу, она все еще не могла успокоиться, и слезы текли у нее в три ручья. Расставаться со спортом только потому, что к ним прислали какого-то дебила, который в тренерской работе ничего не смыслит, а она была настолько возмущена, что сказала правду о нем, — это казалось ей верхом несправедливости.
— Ты что, Наташа, обидел кто? — участливо спросил ее старичок-сторож, выходя вслед за ней, чтобы запереть дверь вестибюля.
— Да ну, дядя Коля, — пожаловалась она сторожу, стоя на крыльце, — у нас вместо Сергея Николаевича такой… — Она осеклась, заметив сквозь слезы, что дядя Коля делает ей какие-то знаки, указывая глазами на что-то за ее спиной.
Она резко обернулась, и внутри у нее все оборвалось. На крыльце, засунув руки в карманы модного кожаного плаща, стоял ее новый тренер. Первой ее мыслью было: «Он все слышал». Второй: «Что он здесь делает?». Третьей: «Если дядя Коля запер дверь, значит, во дворце никого не осталось, и ждет он меня». И тут ей стало совсем плохо: «Значит, он слышал то, что я сказала у дверей раздевалки, и ждет, чтобы выгнать меня из команды». А он все это время, пока она соображала, стоял как истукан и молча смотрел на нее, а потом достал из кармана платок и вытер ей слезы.
— Пройдемся, — сказал он.
И они шли по желтым осенним листьям, шуршащим у них под ногами. Она украдкой посматривала на его красивый профиль и думала, что в лучшем случае он предложит ей извиниться, а в худшем скажет, что больше не хочет видеть ее на тренировках. И она понимала, что ни за что на свете не сможет просить у него прощения, хотя и рискует расстаться со спортом. Может, потому, что, несмотря на возраст, он был очень интересным, и оттого его невнимание было особенно обидным. Поэтому она так себя и вела. Но разве это объяснишь? Она готовилась к резким жестким словам.
— Я ждал тебя, чтобы пригласить в ресторан, — наконец вымолвил он. — Но в ресторан идти ты не в состоянии. — Его слова звучали неожиданно мягко и тепло.
— А зачем в ресторан? — опешив, остановилась Наташа.
— Поговорить. — Он опять смутился.
— Но ведь я вам не понравилась, — Наташа решила, что он хочет обсудить с ней ее участие в первенстве.
— Этого я не говорил, — возразил он, помолчав, и вдруг предложил: — Может, пойдем ко мне?
— Да, — с радостью согласилась Наташа.
Похоже, ее переживания были необоснованны.
Его квартира ей очень понравилась и показалась верхом совершенства: вымпелы, кубки, медали были украшением интерьера. Пока она с восхищением рассматривала их, он подошел к ней.
— А я думала, что не заинтересовала вас, — весело призналась Наташа, повернувшись к нему.
— Наоборот, чересчур заинтересовала. — Он вдруг обнял ее.
Она от удивления вырвалась и отшатнулась. Они ведь шли разговаривать о первенстве.
— Иди ко мне, — властно сказал он.