Выше жизни

Дело шло об этом старом проекте Брюгге, как морского порта, казавшемся вначале химерическим, когда Фаразэн первый, на собрании по понедельникам вечером у старого антиквария, высказал этот план. Мало-помалу эта идея развивалась, увеличивалась, благодаря упорному старанию, ежедневной пропаганде. Фаразэн сделал себе из нее орудие успеха, верное средство достичь популярности. В суде он стал пользоваться успехом, так как этот проект ввел его в среду политиков, деловых людей. Он придал ему к тому же характер человека с гражданскими добродетелями. С его прекрасным, звучным красноречием, говоря всегда на суровом языке предков, он напоминал при каждом случае о Брюгге, как коммерческом и торговом городе, который он хотел восстановить при создании нового канала, новых бассейнов, заполненных судами, между тем как брюжские сундуки должны были наполниться золотом. Этот мираж не мог не понравиться, хотя народонаселение отличалось сонливостью, противилось каждому усилию; оно слушало эту картину будущего, как ребенок слушает сказку, едва развлекаясь ею, готовый задремать.

Борлют не видался с Фаразэном давно, с того неприятного дня, когда его друг обедал у него с Годеливой и встретил отказ со стороны молодой девушки. После этого Фаразэн казался очень раздраженным, питал ненависть к Борлюту, как будто тот способствовал его неудаче. С тех пор, когда они встречались, Фаразэн избегал его, отворачивался. Жорис узнал впоследствии, что он теперь питал к нему непримиримую вражду. Их неприязнь ожесточалась от этого плана морского порта, который Борлют принял к сердцу, презирая его, как кощунство, сознавая, что, если проект будет принят и создастся новый порт, это будет гибелью красоты города: будут сломаны ворота, драгоценные дома, древние кварталы, будут проведены улицы, железные дороги, — словом, одержит верх все безобразие торговли и современных дел.

Неужели Брюгге отречется от самого себя?

Наступила пора сопротивления. Борлют пользовался большим влиянием в обществе стрелков св. Себастиана с тех пор, как его избрали президентом. Он чаще прежнего ходил туда, встречался с членами, постоянными посетителями, целым классом мелких буржуа, легко поддающихся влиянию, — спокойная жизнь которых не допускала рискованных предприятий. Он растолковал им, в чем состоит вопрос; какою химерою была надежда на восстановление окончившегося благосостояния, насколько было преступно для призрачной цели разрушать подлинную красоту Брюгге, слава которой начинала распространяться по всему свету.

К тому же был еще личный аргумент, укрепивший их во враждебном отношении к этому проекту Брюгге — морского порта: их древнему помещению также угрожала опасность. Судя по сделанным уже планам, новые бассейны, заканчивавшие соединительный канал, были бы вырыты именно в этой местности, на месте, где возвышаются столь живописные, покрытые садами, древние валы, две мельницы, придающие этому утолку голландский вид, здание Гильдии, увенчанное каменного башенкою XVI века. Таким образом, должна была бы исчезнуть знаменитая башня, тонкая и розовая, как тело девушки, как покровительница, которая хранила их в течение долгих веков и которая должна теперь упасть, убитая заступами. Варварство, похожее на поступок солдат, убивающих Урсулу и ее подруг на реке в Больнице. Столетние кирпичи, все ободранные, истекали бы кровью от ран, на которые было тяжело смотреть!

Борлют пробовал протестовать также составлением газетных статей. Он заручился одним местным листком, предпринял там последовательную и горячую кампанию, но и здесь результат был ничтожен. Пресса не имеет влияния на общественное мнение, еще менее — на власти.

В деле морского порта, как и в других делах, все совершалось в тени, сводилось к тайным совещаниям, заседаниям чиновников, тактике комиссий. Инженеры сговаривались с финансовыми и политическими деятелями. Фаразэн был душой этих комбинаций. Он держал в своих руках все их нити. Основалась лига, как центр пропаганды. На этот раз позаботились об устранении всякой партийности. Президентом был член городского совета. Фаразэн был избран секретарем. Организовалась обширная петиция. Жители, беспечные, к тому же боязливые, все подписывались. Затем делегаты были приняты различными министрами, которые соглашались, обещали вмешательство правительства, часть необходимых миллионов.

В деле принял участие весь грозный политический механизм, со скрытыми пружинами, бесконечными ремнями, непреодолимыми колесами.

Борлют чувствовал, что этот механизм уничтожит красоту Брюгге, и под предлогом — только слегка коснуться ее, придавит ее своими железными зубами.

Борлют волновался, удвоил свои старания. Он сам удивлялся немного своему воинственному рвению. Как пришел он к этим приемам борьбы, этим резким словам, этим постоянным воззваниям, как призыву к оружию, — он, который был человеком молчания, прошлого и мечты? Но разве в этом случае он не защищал свою Мечту? Его Мечта, на этот раз, слилась с Делом, страстным и бурным Делом, направленным не против единичного врага, но против Толпы.