Вышедший из ночи (СИ)

Казалось, что даже солнце стало тусклым. Часть Северного леса, где находилось пристанище Рыцарей ночи, погрузилось в густую, всепоглощающую тишину. Ведьма, побледневшая, с залитым кровью лицом, с израненными руками, поднялась с земли. Никто не решился встать на её пути, остановить или окликнуть Офелию. В её глазах, которые полностью затянула чернота, горела демоническая злоба. Сейчас Офелия полностью себе не принадлежала и все понимали это.

Свободу или проклятие обрела ведьма, но она, наконец, ушла.

Глава тридцать шестая

Земля, до конца не потерявшая за ночь накопленное днём тепло, стала горящей, и её лесные запахи, попавшие в заключение ветвей деревьев, обернулись для Роук мучением. Сухие сосновые иглы, прошлогодняя листва, старый мох, дикие травы, всё вокруг словно душило её.

Она очнулась и в первое мгновение подумала, что в битве лишилась глаз, настолько сильную боль она ощутила, когда разомкнула веки, но оказалось, что это всего лишь солнечный свет лезвием резанул ей глаза. Роук лежала на животе и приподнять голову, чтобы отвернуться от солнца, у неё не было сил.

Она видела, как по её руке ползают муравьи. Грязные пальцы подрагивали, словно Роук хотела зацепиться за мягкую лесную землю. Порывистое дыхание сопровождалось свистом в груди, а во рту у Роук стоял тошнотворный вкус крови. Своя кровь казалась ей горько-солёной, пахнувшей ржавчиной.

– Ай… – она попыталась подняться, опёрлась на дрожащие руки и упала. – Больно, – сорвалось с её губ. Голос прозвучал жалобно.

Роук скосила глаза, посмотрела на ногу, которая насквозь была пронзена стрелой.

Потянувшись к стреле, Роук сдержала крик. От раны в спине каждое движение отдавалось ей резкой болью.

Наконец Роук удалось сесть и взяться за стрелу в ноге и медленно вытащить её из раны. Ногу залила кровь, и Роук чуть не вытошнило от боли.

Когда она откинула от себя стрелу, то несколько минут просто пыталась отдышаться. И вот Роук приготовилась к самому сложному, завела за спину руку, пальцы её сомкнулись на стреле, торчащей в лопатке, и Роук зарыдала. Так, заливаясь слезами, она буквально выдрала с себя длинную, напитавшуюся кровью, деревяшку. Выдрала и закашлялась. На пружинистую ото мха землю упали красные капли, Роук испугалась, что задохнется от наполняющей её лёгкие крови, но всё обошлось, и через какое-то время ей стало лучше. Она вновь попыталась подняться, и на этот раз у неё это получилось.

– Господин! – оступившись и упав на колени, крикнула Роук. – Господин, помогите мне, – она растёрла по лицу слёзы, всхлипнула, и уже совсем жалобно проговорила: – Вэриат, пожалуйста…

Но никто за ней не пришёл, никто не спешил на помощь. Роук пришлось встать и медленно пойти в сторону замка.

– Но вы ведь знаете, что мне плохо…

Взгляд её остекленел. Она представила, как Дианрит поведала властителю тьмы о случившемся в лесу, а он ответил: «Но сейчас же жизни Роук ничего не угрожает, до Чёрного озера она к завтрашнему утру должна дойти, раны её успеют затянуться? Раз так, значит, сама справится». И, по правде говоря, Роук почти ни в чём не ошиблась, Вэриат действительно выслушал лесного духа, а затем, ничего не сказав, покинул зал Дианрит, но в его мыслях были примерно те же слова, о которых подумала его слуга.

***

А в замке спокойно и тихо.

Это было длинное и светлое помещение, жаркое, наверное, во всём замке не было больше такого душного и тёплого места.

Ра, подобрав под себя ноги, сидела за высоким столом и наблюдала, как повар своими пальцами-когтями перебирал какие-то корешки.

На кухню, когда он работал, Ра старалась заходить только перед тем, как он уходил, потому что иначе был риск оказаться зажаренной или сваренной в каком-нибудь блюде, такая бурная и спешная работа там разворачивалась. Но сегодня было тихо.

– Приготовишь мне в дорогу тыквенный напиток? – спросила Ра и потянулась к одному из скрюченных, резко пахнувших корешков.

– Ты единственная, кто здесь любит овощи, – повар легонько хлопнул её по руке и покачал головой, Ра догадалась, что корешки лучше не трогать.

– Я всё удивляюсь, как то, что ты готовишь, можно не любить?

– Здесь в основном питаются мясом, – ответил повар, и Ра отвернулась к решетчатому окну.

– Знаешь, – сказала она, – если после этих слов вспоминать, среди кого я нахожусь, становится жутко.

Повар усмехнулся и стал нарезать корешки. Стук ножа по разделочной доске звучал монотонно и успокаивающе.

Ра захотелось спать, она вышла из-за стола, с надеждой посмотрела на огромную тыкву под подоконником и с мыслями о фруктово-тыквенном соке ушла к себе в комнату.

«Уже завтра я отправлюсь к Дайон. Во что же превратилась моя жизнь? Всё так стремительно поменялось… Почему-то очень грустно. И странно. А ещё горько, но как-то счастливо, пусть и страшно. Но я рада, ведь чувствую себя живой. Да, очень важно чувствовать себя живой».