Вышел хеджер из тумана

—    Как вы понимаете, — говорил Джад, — мы с вами можем хорошенько заработать на этом. Я буду получать все тот же эксклюзивный материал, но отдавать его только вам, и никто не будет знать о рынке больше вас. Я думаю, что мы сможем увеличить вашу годовую доходность не менее чем на 10 %. Это приведет к росту активов вашего фонда, но и тогда наша стратегия не перестанет работать, потому что я ни разу не заметил, чтобы размер открываемых в соответствии с этими предсказаниями позиций каким-то образом повлиял на их достоверность. Что касается юридической законности таких сделок, то я думаю, что Элиот Шпитцер и Комиссия по ценным бумагам и биржам только посмеялись бы, узнав источник вашей инсайдерской информации. А теперь позвольте мне рассказать вам о том, что случилось в прошлый вторник.

Как оказалось, в предыдущий вторник экземпляр Journal вновь оказался особенным, но не таким, как прежде. На этот раз газета описывала события не предстоящего дня, а заглядывала вперед на целую неделю.

—    Вы представляете, что это означает? — спросил Джад заговорщицким шепотом, наклоняясь ко мне. — Только подумайте, насколько более высокую прибыль можно получить, имея шестидневную фору перед остальным рынком! Вскоре мы станем самым крупным хеджевым фондом в мире. Я не думаю, что появление одного экземпляра означает, что теперь мы постоянно будем получать более долгосрочные прогнозы, но даже если такой шанс будет выпадать лишь изредка...

Я уже начал представлять себе небо в алмазах, но в этот момент в палату вошла медсестра. Оказалось, что мы беседуем уже более двух часов, и она категорически настаивала на том, что больному необходим покой. Мы обменялись рукопожатием, и перед самым уходом я сказал какую-то глупость, типа «берегите себя».

Внезапно Джад помрачнел.

—    Я не успел рассказать вам еще об одном сообщении, которое я увидел в том самом «особенном» экземпляре Journal за прошлый вторник.

—    Что же там было?

—    На странице С-2 рядом с колонкой рыночных комментариев, датированных 23 июня, т. е. следующей средой, было сообщение о том, что Hudson & Company с глубоким прискорбием извещают о смерти своего друга и партнера Джадсона Томаса.

Я испуганно уставился на него. Он пристально наблюдал за моей реакцией, и его брови насмешливо изогнулись.

—    Так что, как видите, — продолжил он, — удачи, которые сопровождали меня в последнее время благодаря достоверности информации, содержащейся в моих «особенных» экземплярах Journal, не оставляют сомнений в том, что я не смог бы избежать сердечного приступа в прошлый вторник. Вероятно, его вызвал тот эмоциональный удар, который я испытал, когда увидел свое имя в некрологе. Я убедил врачей в необходимости вернуть меня в палату интенсивной терапии в предстоящий понедельник и собираюсь пробыть там до тех пор, пока опасный период не закончится. Я попросил доктора быть рядом со мной в течение всего вторника. Я не хочу рисковать.

Я пробормотал в ответ что-то невразумительное. Я не мог задать ему пришедший мне в голову вопрос. Если до сих пор не было никаких признаков того, что совершение любых действий на основе полученной из газеты информации каким-то образом изменяет последующие дневные цены или как-то влияет на точность газетного прогноза, то почему он думает, что на сей раз он сможет своими приготовлениями повлиять на степень достоверности новости, опубликованной в том же Journal? Что мне оставалось делать? Я лишь кивнул и покинул палату.

В тот уикенд я отправился в давно запланированную поездку во Флориду. В субботу я позвонил в больницу, и медсестра сообщила мне, что Джад снова находится в реанимации и не может говорить по телефону. Она сказала это довольно беспечным тоном. Джад говорил мне, что волноваться не о чем, но... Я волновался. Я позвонил снова на следующий день, но медсестра сказала, что Джад все еще находится под особым присмотром в палате интенсивной терапии. Я попросил ее сделать так, чтобы мне позвонил доктор, но я так и не дождался его звонка.

Волнуясь о Джаде, я плохо спал ночью во вторник, и, поднявшись очень рано на следующее утро, отправился на станцию. Газетный киоск только что открылся. Я купил Journal и открыл его на странице С-2. Некролог был напечатан рядом с колонкой рыночных комментариев, точно в том самом месте, о котором говорил Джад. Но, возможно, на этот счет с редакцией газеты существовала договоренность.

Я купил еще и New York Times, и там тоже был некролог, который сопровождался старой фотографией Джада. Определенно он был мертв. Даже в присутствии доктора в палате интенсивной терапии он не смог обмануть свой «особенный» экземпляр Journal, предсказавший его смерть.