Вышибая двери(СИ)

Одного жаль, искренне жаль. Та система, которую я создал и наладил, рухнула в наглых, но неумелых руках Керима, пришедшего на все готовенькое и кичившегося моими заслугами: «Все говорят, что раньше в „Ангаре“война шла, а я пришел — никакой войны, все стало спокойно». Все надо начинать сызнова. Но иначе и быть не могло. Я предупреждал шефа Керима, а он не поверил, видимо, считал, что я цену себе набиваю. Ну–ну…

Хлебни теперь по полной, как я хлебал. На чужом авторитете далеко не уедешь. Придется зарабатывать свой, а за это, Керим, платить надо. Не в моей крутости было дело. Я и драться-то хорошо не умею. Но у меня есть твердые принципы, и любой гопник, любой бандюган в Монберге знал, что если я сказал «нет», значит «нет», и без вариантов. А кому охота из-за закрытого входа в танцхаус биться насмерть, да еще и со стодесятикилограммовым дядькой? Хотя находились желающие, находились… Но последствия только повышали мой статус в глазах местной гопоты.

Меня не боялись, меня уважали. Простые дикие характеры ценят безрассудство. Так они понимали мое поведение. Скажи я, что, предав самого себя, не смог бы жить, — они бы все равно не поверили. А так решили, что Макс сумасшедший. Ну его, связываться еще…

А кто такой Керим для них? Пацан. Пешка. Ноль.

Ганс просил меня еще поработать, но нет, тем более уже поздно. Брат Тим нашел мне другой танцхаус, да еще какой — рок–н-ролльный! Бросили рыбу в воду, братца кролика в терновый куст, да и козла в огород вдобавок.

Не только Ганс, но и Керим просил. «Макс… я… это… может, иногда будешь чернить здесь?» Да на фиг надо! Мне и некогда теперь. «Тогда… это… можно я буду говорить албанцам, что ты не совсем ушел, а получил еще одно диско?..»

Это пожалуйста. Если поможет. Заврешься — еще на орехи получишь.

А сегодня вручили… именную благодарность от руководства танцхауса. И Роланд печать приложил. Случай для танцхаусов небывалый. Вот это да. Вот за это действительно спасибо. Мне ведь много не надо. За человеческое, от души, — горы сверну. Конечно, руководство «Ангара» немного лишку хватило, но документ есть документ! Был бы старше лет на пятнадцать, точно бы прослезился.

Прощай, «Ангар»! Хороших тюрштееров тебе.

* * *

Так нравился в детстве этот фильм… Особенно финал. Гости Мэри Поппинс садятся на карусель, а там их встречают дети, которыми они когда-то были… И я, десятилетний, круглоголовый, толстый мальчишка, хотел вот так сесть на карусель и встретить себя, взрослого, уже пожилого дядьку, лет тридцати пяти, например. Я хотел себя представить и не мог…

Теперь я и есть этот дядька.

Тот я был бы в восторге, конечно. Подъезжает на тяжелом мотоцикле здоровенный длинноволосый мужик с серьгой в ухе, садится на коняшку и давай рассказывать про головокружительные приключения, про друзей, врагов, опасности и победы. Про любовь прекрасных женщин. «Ты будешь главным вышибалой в немецком городке, и враги твои будут тебя уважать и бояться». — «В немецком?!!» — «А то». — «Ты женат?» — «Уже разведен…» — «А она была красивая?» — «Очень». — «Тогда почему…» — «У тебя красавиц будет столько…» — «Не может быть! Палеевской я совсем не нравлюсь… конечно, она самая красивая девочка в классе… и вообще я некрасивый… нос здоровый, глаза маленькие…» — «Когда-нибудь в тебя будут влюбляться женщины просто за несколько слов». И тут десятилетний Максим упал бы, наверное, со своей деревянной лошадки.

Он был бы счастлив. Ведь тридцатипятилетний Макс исполнил все самые несбыточные мечты десятилетнего… Вот только сам бы я горько вздохнул, наверное. Посадил бы маленького себя обратно на лошадку, погладил бы по голове и сказал: «Бедняга… не знаешь еще, что тебя ждет… Может, пойдешь по другой дороге? Учись хорошо, в университете сдавай экзамены не за счет харизмы и общей начитанности, а серьезно работай. Оставайся при кафедре, защити кандидатскую, начни преподавать. Женись на Свете Палеевской (она тебя будет ждать почти семь лет, как выяснится), народи трех веселых Максов, и все у тебя будет как у людей». — «Не хочу как у людей! Хочу как у тебя!»

О том, как у меня, можно в книжке прочитать и в кино посмотреть. А жить так… не надо.

Я завидую тебе, маленький Максим. Если бы у меня была возможность, я бы сделал все по–другому.

Прошло двадцать пять лет. Четверть века. Снова смотрю этот фильм и разговариваю с самим собой. Я помню себя, того… Я маленький смотрел бы на себя большого с восторгом. А большой… Нет, я не стану огорчать мальчишку. Пусть мечтает.

Но перед тем как сесть на мотоцикл и, порычав им на прощание, уехать, я слышу последний вопрос, от себя маленького: «Скажи мне хотя бы самое важное!».

Я хочу погладить его по голове, ведь ему еще десять, но потом все-таки хлопаю по плечу, ведь ему уже десять.

«Расти мужчиной, Макс. А значит, готовься к такой драке, которая дай бог никогда не случится, и к встрече с такой женщиной, какую, может быть, никогда и не встретишь».