Вышибала

– Смотри. Я тебя предупредила. Может случиться всякое. Ты сам знаешь, какая у нас тут полиция.

Копы в нашем городе – законченные негодяи. Все как один. А уж тот блондин со шрамом – вообще закоренелая мразь. Год назад он проходил по делу о растлении шестилетнего мальчика, но скандал замяли.

Тут наверняка не обошлось и без Джеки Донована. Председатель Верховного суда – самый могущественный человек штата. И самый богатый. В Бейсин-сити он имеет процент со всего, что приносит доход. С мафии, с наркоторговли, с проституток, с подростковых банд. Даже с полиции. На суде тот блондин наверняка мог сдать Джеки набежавшим репортерам. Дешевле было отмазать этого подонка, подкупив присяжных и прокурора.

На следующий день я и впрямь замечаю за собой слежку. Выхожу из подъезда и натыкаюсь на колющий взгляд, устремленный в меня. Конечно, это не блондин. У того слишком приметная внешность для соглядатая. Этот совсем неприметный, встретишь на улице и через минуту забудешь. Голова, косо срезанная черным беретом, серая куртка, потертые джинсы. Только взгляд у него очень запоминающийся, острый и цепкий, словно собачьи клыки.

Вечерние сумерки наливаются мазутной темнотой. Тускло отсвечивает влажный асфальт, горячий ветер несет по переулку бумажный мусор и опавшие листья. Я иду к своей машине. В бликующем лобовом стекле отражается арка позади, и на ее фоне – выразительный силуэт соглядатая.

Я не просто спокоен, но даже рад. Значит, Алиса Донован действительно мелькнула в моей жизни. Ее визит в «Глубокую глотку», крематорий, восхитительная ночь на теплоходе – все это не было сном. Иных причин следить за мной у копов и быть не может.

Я завожу двигатель, разворачиваюсь и неторопливо выезжаю с паркинга. Следом за мной катит желтый фургон, в каких обычно развозят пиццу. За рулем – тот самый тип в берете. Рядом блондин, который у них наверняка старший.

Главное сейчас – не показать преследователям, что я засек слежку. Я спокойно выезжаю на Рейнджерс-стрит, кое-где перечеркнутую неоновой рекламой, пристраиваюсь за огромной фурой и еду так несколько миль, то и дело посматривая в зеркало заднего вида. Желтый фургон не отстает, но и не обгоняет, держится ярдах в тридцати позади меня. Я выкатываю на горб путепровода, проскакиваю под грохочущей аркой железнодорожного моста.

Улицы пустынны. В такое время люди обычно сидят по домам, опасаясь уличных банд. Лишь кое-где на фоне серых стен вздыбливаются огромные тени, да изредка в переулках чиркают проблесковые маячки полицейских машин.

Вскоре преследователи начинают раздражать меня. Нет смысла изображать, что я ничего не вижу. Поэтому я вжимаю в пол педаль газа, закладываю вираж на площади, рву через узкий переулок и выскакиваю на Стейт-стрит. Фургон преследует меня неотрывно. На подъезде к Первому городскому кладбищу я включаю левый поворот, но резко сворачиваю направо, в темный узкий переулок. Водитель фургона не покупается на уловку – катит за мной словно приклеенный.

Я не знаю, что им от меня надо. Может, копы просто хотят отследить мои маршруты, похитить и пытать, просто убить? Мне во что бы то ни стало надо нанести упреждающий удар и выяснить, что у них на меня есть.

7

Я стою в темной грязной комнате на последнем этаже давно заброшенного дома. Сквозь разбитое окно прекрасно просматривается ночная панорама Старого города. Несколько кварталов аккуратных домиков позапрошлого века, с чистыми улицами, горящими фонарями и ухоженными клумбами. Из-за гребенчатых крыш со стороны Луна-парка доносится легкая музыка. Крутятся карусели, украшенные гирляндами разноцветных лампочек, аттракционы манят переливчатым неоном рекламы. Ветер колышет огромные надувные шары на высоких шестах.

Я не зря привел сюда своих преследователей. Старый город – самое жуткое и отвратительное место Бейсин-сити. Тут обитают исключительно проститутки, которым и принадлежит в районе вся власть. Мафии и полиции сюда соваться не стоит. Их в лучшем случае перестреляют. Если копы осмелились преследовать меня до Старого города – значит, у них действительно есть что-то серьезное.

Я подхожу к окну, осторожно выглядываю вниз. Желтый фургон пристроился неподалеку от моей колымаги. Ни блондина, ни малого в берете рядом нет. Значит, они уже где-то в здании. Подняться на последний этаж незамеченными нельзя. Лестницы и площадки усеяны кирпичным крошевом и битой штукатуркой. Каждый шаг отдается эхом под потолком.

Я на всякий случай осматриваюсь, поднимаю обрезок тяжелой водопроводной трубы. То, что надо. Не хочется марать кулаки о таких негодяев. Вдобавок с массивной трубой в руках я чувствую себя много уверенней, готов выстоять даже против пистолетов.

А внизу уже слышны приглушенные голоса:

– Ты уверен, что он тут?

– А куда ему еще деться?!

Голоса все громче, шаги все отчетливей. Кажется, они уже этажом ниже. Или совсем рядом?