Вышка

Сегодня генерал приедет точно. Сегодня взвод заступает на жилую, значит, генерал — наш.

С подъема Зайцев собрал наш призыв в быткомнате (отслуживших год во взводе не было).

— Ну что, гонять будем или сами тряпки возьмем?

— Гонять, — сказали хором.

— Тогда — вперед!

Мыльная пена шевелилась, как живая, блестела миллионами пузырьков, переливались радужно в свете лампочек. Крик стоял непрерывный. Скакали ремни, сапоги мелькали, табуреты летели кувырком.

— А ты что? — толкнул кто-то.

Стоял рядом Андрей. Взмокший. Рот набок. Глаза прыгают.

— Стоишь что? Я один гонять буду? А ты — кайфовать?

— Отойди к растакой матери! — заорал я. И взмахнул ремнем. И — хлясть! — по чьей-то спине. И еще раз.

Андрей уже где-то на лестнице — тоже наша территория.

Я смотрел на спину, по которой только что ударил… Секунда… вторая… третья… Нельзя так стоять! Нельзя. Но — ударить еще… Нет, никак. Злость пропала.

Злость вспыхнула, когда послышался приближающийся голос Зайцева:

— Не вижу усердия! Не вижу!

Злость вспыхнула оттого, что голос приближался, а я… я ничего не могу поделать, и сейчас опять…

— Бегом! — не узнавая своего голоса, крикнул я. И сама взлетела рука — ремень на мгновенье остановился в воздухе… — Хлясть!

— Бегом, падла!

— Давай, Лауров, давай, — бросил на ходу замкомвзвода.

И это кончилось. Завтрак.

— Садись!

Сел — и увидел перед собой того, кого ударил. Он не смотрел на меня, торопливо ел кашу. Без хлеба. Не досталось.

— На… — Я придвинул к нему два куска своего хлеба.

— Спасибо, — коротко сказал он. И опять опустил глаза в миску.

Ну что еще?..

Генерал появился, когда караул получал приказ.

Комбат приставил ладонь к шапке и успел сказать:

«Караул, слушай приказ», — дневальный закричал страшным голосом:

— БАТАЛЬОН, СМИРРРНА!!!

И сразу же вошел он. А за ним втекла большая толпа офицеров из штаба. Он был сухонький, с маленькой головой, на которой покачивалась дымчато-серая папаха. Глазки напирающие. Нос крючком. Яркие шелковые лампасы.

Генерал внимательно выслушал доклад Аржакова, потом повернулся к караулу. Папаха его, казалось, заняла всю казарму.

— Здорово, сынки! — неожиданно зычным голосом сказал он. Ответ громыхнул так, что стоящие за генералом офицеры осторожно заулыбались.

— Вот это орлы! — Качнулась папаха. Офицеры закивали согласно.

Генерал неожиданно быстро шагнул к Искакову, стройному и красивому казаху.

— Сколько отслужил, сынок?

— Год и три месяца, товарищ генерал, — четко выпалил тот.

— Невеста есть? А-а?

— Так точно, товарищ генерал, есть.

— А в отпуске ты был?

— Никак нет.

Папаха повернулась назад:

— Приказ министра вам известен? А-а?

— Так точно, товарищ генерал. Не успели… — отвечал Жигарев, стоявший ближе всех.

— Что, что, что вы не успели, майор?! — гаркнул генерал.

Жигарев что-то говорил, разводя руками.

— Ну что, мне самому объявить ему отпуск?

— Так точно… Никак нет, товарищ генерал, сегодня же подготовим приказ…

— С богом, сынки! — сказал генерал. И повернулся, поворачивая сопровождающих, и вышел.

Больше мы его не видели.

* * *

Вернулись с «Консерватории» — и сразу команда:

«Оружие не сдавать!»

Мы стояли у казармы в хрустящих от мороза полушубках, на плечах — ледяные автоматы. Теперь возвращались не затемно: день незаметно вырос, и солнце сейчас показывало тлеющую верхушку из-за дальней рощи. Ветер налетал, но лицо не так обжигало.

Из казармы вылетел Соловейчик.

— Нале-во! К автопарку бегом марш!

У автопарка стоял автозак. Стучал мотор.

— К машине!

Сели. Поехали. И тут заговорили, быстро и слишком громко. Кому-то земляк из первой спецроты успел сказать: «На „Детском саде“ — бунт».

Санек… Неужели…

Рядом — голоса, голоса… Какие-то испуганно-храбрые:

— Я их счас всех положу!.. Землю жрать будут!.. Ублюдки!..

Санек… Неужели?.. Да нет, их там полтысячи. А вдруг?

Машина летит как бешеная. Поворот. Еще поворот… Запрыгала. Вокруг попадали; чей-то рукав колючий обжег лицо; кто-то матюгается…

Остановились. Хлопнула дверца кабины. Лязгнуло железо — автозак открывается снаружи специальной отмычкой, открылась дверца с решетчатым оконцем — и мы запрыгали на упругий снег.

Ворота «Детского сада»… А народу! Зарябило в глазах от красных околышей и погон. Тут и офицеры штаба, и зоновские, и наши… Вон Вайсбард, Забелин… И еще незнакомые совсем офицеры; один без галстука, с растрепанными волосами, бледный… Шум стоит. Возле ворот по обе стороны вытянулась первая спецрота: белые шлемы с плексигласовыми забралами, дубинки М-65… Лица напряженные.

Ворота чуть приоткрылись и — спецрота сдвинулась плотнее, образовав узкий коридор. Красные околыши замелькали гуще…

— Вон, ведут! — громко сказал кто-то. По узкому проходу двое солдат из спецроты вели за руки зэка. А сзади еще двое вели второго. Зэки что-то выкрикивали, вырывались. Они были все ближе… Я подался вперед…

— Дай дорогу! — крикнул нам Соловейчик. Мы отошли от автозака, дверь которого была открыта. Автоматы направили на идущих.

— Ать, с-сука! — выворачивал зэк стриженую голову, скалил зубы.