– Сколько же хлопот я вам доставляю, – покачал головой Гуров, почувствовав себя очень неудобно.
– Хлопот? – Елена с матерью недоуменно переглянулись, и их удивление было совершенно искренним. – Какие же это хлопоты?
«Да уж. Есть женщины в русских селеньях», – с тоской подумал Лев Иванович, потому что и в мечтах не мог представить себе, чтобы Мария стала специально готовить для него что-то диетическое. Ну, пару-тройку раз, еще куда ни шло, она делала, когда он лежал в госпитале, но чтобы постоянно, изо дня в день? Нет, это уже из области ненаучной фантастики. Она и так-то к плите подходила исключительно по большим праздникам и с неважными результатами.
После обеда они проводили Василия Семеновича, который, как его ни оставлял Гордей, отказался задержаться, заявив, что хозяйство без присмотра надолго оставлять не привык, и Анфиса Сергеевна принялась кормить вторую смену, то есть парней, которые все это время таскали и расставляли мебель. Людмила Алексеевна отправилась со всем зверинцем в свою комнату, чтобы отдохнуть, а Гордей с Еленой пошли принимать работу. Делать Гурову было опять совершенно нечего, вот он и пошел с ними за компанию – на экскурсию, так сказать.
– Ну, как тебе, Аленушка? – все время спрашивал Гордей.
– Все хорошо, Ванечка, все, как мы и планировали, только вот это кресло поближе к окну переставить бы, чтоб мне вышивать светлее было, – попросила она.
– Конечно-конечно, – мигом подхватился Гордей и, легко подняв тяжеленное кресло, переставил его. – Теперь хорошо?
– Хорошо, Ванечка, – и Елена светло улыбнулась ему.
При виде этой картины на душе у Гурова стало совсем кисло – да, эти двое были простоваты и IQ у них не зашкаливал, но они были счастливы в отличие от него. Лев сбежал к заранее примеченному телевизору и остаток дня провел там, глядя на экран и ничего не видя, потому что в голове вертелась мысль: «Да что же такого особенного может быть в этой спорной земле?» Решив больше не расстраиваться по поводу чужого счастья, он сосредоточился на том, на чем и следовало, то есть на работе, пусть она сейчас и была для него чем-то вроде хобби.
Ужину предшествовала очередная порция травы, и Гурову опять наложили приготовленную специально для него еду – кажется, он уже начал к этому привыкать. Никаких новостей не было, и Лев, собравшись возвращаться в санаторий, стал прощаться.
– Может, останешься? – спросил Гордей. – Мебель теперь есть, так что тебе на диване постелют.
– Не стоит, – покачал головой Гуров и объяснил: – Я же очень рано в область отправлюсь, чего мне весь дом поднимать?
– Не евши? – возмутилась стоявшая рядом с ними Анфиса Сергеевна. – Еще чего? Нет уж, Ванечка, оставляй Левушку здесь. Я его утром травкой напою, накормлю и с собой покушать соберу.
– Да неудобно же, Анфиса Сергеевна, – начал отказываться Гуров.
– На потолке спать неудобно! – отмахнулась она. – Ты для всех нас стараешься, а мы тебя голодным оставим? Да при твоих болячках? И думать не смей, – возмутилась она. – Елена, постели Левушке на диване. И полотенца чистые приготовь, чтобы ему утром утереться.
– Оставайся, Гуров. Я тебе в ванной новый станок оставлю, чтобы побриться мог, да и прочие причиндалы там есть, – поддержал ее Гордей.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Лев Иванович.
– И сомневаться тут нечего, – решительно заявила Анфиса Сергеевна. – Ты, Левушка, иди и спать ложись, раз тебе чуть свет вставать. А то, не приведи господи, заснешь за рулем и в беду попадешь. А ты, Ванечка, сапоги в машину положить не забудь. А то промочит Левушка опять ноги и заболеет.
– Не волнуйся, мать, положу, – пообещал Гордей.
Так получилось, что Гуров остался ночевать в его доме и опять не смог позвонить Марии, свой сотовый забыл он в санатории, а пользоваться телефоном Гордея посчитал неудобным. Чтобы встать пораньше, будильник ему не требовался – привык с вечера настраивать себя на пробуждение в определенное время.
Услышав, что он проснулся, в комнате появилась с чашкой уже одетая, умытая и пахнувшая чем-то вкусным Анфиса Сергеевна – как видно, она встала еще раньше его.
– Пей, Левушка. Пока собираться будешь, полчаса уже и пройдет, и покушаешь тогда.