Высокая макуша

— Ясно говорю: сто пятьдесят граммов! Не килограммов же… по такой-то цене.

— Да у меня и гирьки такой нет, — разводит руками дедушка. — Вот кило, вот полкило… ну маленькая, двухсотка.

— Вы думаете, у нас, у городских, миллионы за пазухой? — злится покупательница. — А знаете, по скольку я зарабатываю? Четыреста пятьдесят — вот и вся моя зарплата! Как вы думаете, проживу я, если буду по двести рублей за кило мясо выкидывать?

Дедушка сконфуженно пожимает плечами, а городская все наступает, потом уж и деньги выхватывает из потертой сумочки:

— Вот они, три десятки последние. Хочешь — празднуй, хочешь — смотри на них.

— Дак я-то тут при чем? — не выдерживает дедушка.

— Я не обвиняю вас. Я только говорю, отвесьте мне сто пятьдесят. Попробую в честь праздника.

Дедушка отрезает граммов на триста вместо полтораста, сует кусок назойливой покупательнице и отмахивается: ладно, мол, проговоришь с тобой дороже того…

На следующий день распродали последнее. Потом надумали съездить в Электропередачу, побыли у крестной один день и поехали обратно. До Серпухова все было хорошо, а там пошли с нами злоключения. Сели ночью на товарный поезд, в открытый вагон — дождь хлещет, ветер до костей пробирает. А тут еще поезд остановился в каком-то Хомякове, не доехав до Тулы. Прождали до обеда, пока не подошел другой товарный, сели и доехали до Тулы. А тут как раз милиционер: стойте, голубчики, кто вам разрешил на товарном? Цап-царап нас в отделение — платите штраф. Так и взяли с нас 300 рублей. К тому же еще билеты не давали до нашей станции — предъявите, мол, командировочные справки. Пришлось уговаривать кассиршу, как уговаривали на рынке мясо заклеймить. Уговорили наконец, дала она билеты. Сели на поезд уже вечером, поехали. И снова не заладилось: спросонья кондукторша объявила нашу станцию раньше, и мы сошли в Самозвановке, не доехав до своей шесть километров. И вот сегодня, отмерив все тринадцать, явились к обеду домой.

Ох, и намучились, ох, и проклинали мы эту поездку! Целую неделю потратили на московский базар. Тысячи полторы, а то и больше обошлась нам дорога, а привезли домой пять тысяч. Да что это за деньги по нынешней жизни! Стали подсчитывать, куда их пустить — горе одно, а не деньги. Валенки надо покупать? Надо. У меня, у Шурки и у матери хоть старые есть, обойдемся как-нибудь. А у дедушки нет никаких, и Мишке тоже надо — в школу ходить. Две пары валенок — уже две тысячи.

А там из одежки что-то надо, да к лету обувку приготовить. Опять не менее двух тысяч. К весне поросенка купить надо? Надо. Вот тебе еще тысяча. А там налог военный уплатить — четыре сотни (это по-льготному, как семье погибшего, а другие по две тысячи платят да молоко еще сдают, мясо, яйца, шерсть, картошку). Вот и денежки все, даже не хватит, не говоря уж про «шило-мыло», про мелкие расходы. Где уж тут купить корову, за которую тысяч тридцать надо отвалить.

Так и распределили мы выручку от поросенка.

30 декабря. Осенью нам вручили повестки, велели готовиться к отправке в школу ФЗО. Вот и настала наша очередь расставаться с родной деревней. Ох, как неохота! Но тут пришел со станции какой-то представитель, стал агитировать нас на железную дорогу. Какая, мол, разница, в ФЗО идти или на станцию: что на заводах не хватает людей, что и на железной дороге. Постарше нас — Мишка Антипов, Петька Родионов, Глухов Иван вот уже год как работают — кто на ремонте путей, кто стрелочником. Глядя на них, и мои ровесники — Ванька Тимофеев, Ванька Вузов, Сергей Барский тоже собрались на «железку». А тут еще старики да матери надавали нам советов: во-первых, железная дорога ближе к дому, а во-вторых, и нам, дескать, поможете на досуге, и колхозу своему. Старшие-то знают, что делать: в колхозе людей становится все меньше.

По примеру ребят и я решил податься на «железку». Тем более что от больной матери, от младших сестер и брата нельзя куда-то уезжать. Все равно не сегодня, так завтра оторвет нас война от деревни, от дома.

Вчера ездил в Белев, где находится отдел кадров. Там меня оформили учеником слесаря-вагонника, буду ремонтировать вагоны.

С нового года — в рабочий класс!

Год 1945-й

6 января. Сегодня перед обедом, только лег отдохнуть после ночной смены, принесла почтальонка телеграмму. Дедушка сразу же разбудил меня, показывает, а у самого руки дрожат.

«Приезжайте хоронить свою дочь умерла третьего января». И подписи — врач и начальник торфопредприятия. Когда умерла, отчего — об этом ни слова.

— Может, не правда? — говорю я дедушке. — Может, вызывает тебя крестная по срочному делу?

Сейчас такое время, когда для проезда требуется справка, командировочное удостоверение или вот такая телеграмма — иначе билет не дадут. Так и предположили, не поверив случившемуся. Ведь крестная недавно гостевала у нас — не болела, была такая жизнерадостная. И вдруг умерла…