– Я пошел подсобить в сосисочную. Старший по цеху велел мне почистить мангал. Ну, этот продолговатый железный короб, на котором мы иногда жарим мясо. Долгую зиму его не использовали, поэтому прикрыли толстым деревянным листом. Когда я приподнял этот лист, к моему изумлению, обнаружил под ним птичье гнездо, а в нем кучу белых яиц размером чуть больше ногтя на большом пальце. Отец, вы представляете?! Малюсенькая птичка, проникая внутрь через маленькое отверстие для вентиляции, умудрилась свить там гнездо и отложить яйца! Даже не знаю, как объяснить… это было так прекрасно! Я прошу прощения, но даже прекраснее, чем облатки[7]
, символизирующие плоть Христа, что мы получаем во время мессы. Машинально я протянул руку и прикоснулся к ним… невероятно, но они были еще теплыми. И вдруг я поднял голову… о Боже, их мать, наблюдая за мной, трепыхала крыльями в воздухе. Да-да, так и было… она металась, не находя себе места… И тут до меня дошло, какой страшный грех я перед ней совершил. Птица улетела. Я снова вернул на место деревянный лист, который использовали в качестве крышки, и стал ждать. Прошло много времени, прежде чем птичка снова появилась. И тут прозвучал колокольный звон, оповещающий о начале полуденной молитвы, но я не мог двинуться с места. Ведь тогда она испугалась бы снова и улетела. И хотя уже весна, воздух еще прохладный, яйца могли бы остыть, и… этого нельзя было допустить. Поэтому, не шелохнувшись, я сидел в тени магнолии и делал вид, будто я – статуя ангела, стоявшая там с давних пор. Птичка несколько раз облетела вокруг меня, и я тем более не мог пошевелиться. Мне было так жаль, так жаль, что поначалу я спугнул ее…Наш наставник логичен, принципиален и тверд в принятии решений – иными словами, классический немец. Он патологически не переносил лень, ложь, не любил, когда нарушают правила и используют нелепые отговорки и даже лично выпроводил из монастыря несколько послушников. Как-то раз случилась с одним из таких смешная история. Послушник придерживался дисциплины и был на довольно неплохом счету, однако за ним водился грешок – он частенько привирал. И когда признался, что ему нравится здешняя жизнь и он счастлив находиться здесь, в обители, отец-магистр решительно отрубил: «Ну, дорогой, уж если ты так говоришь, то это точно козни дьявола!»
Был еще один случай, когда наставник выгнал новиция, который и устав соблюдал, и характером был хорош, и не врал – примерный послушник, пришедший в обитель по велению глубоко верующей матери. Однако, на удивление, он не мог ответить на вопрос, почему хочет остаться при монастыре. Отец-магистр сказал ему: «Как же быть? Это, верно, не тебя, сын мой, призывает Господь, а матушку твою».
Так вот если бы кто другой пустился в подобное пространное объяснение по поводу пропуска полуденной молитвы, то сразу бы получил взбучку… Однако, выслушав Анджело, наставник без лишних слов назначил кульпу – наказание: в течение недели тому предстояло начищать обувь собратьев. Поразило нас и то, что отец-магистр окликнул Анджело на выходе, когда он уже готовился уйти со словами «Да, я все исполню!», и спросил:
– И что? Вернулась птица на яйца?
Наш брат ответил утвердительно, а наставник торопливо написал размашистым почерком на листке бумаги
– Поди и приклей, а то кто-то другой тоже может невзначай потревожить гнездо, или бездомные кошки доберутся и съедят.
Всю весну и лето из-за того происшествия мы не могли даже мечтать о жаренных на мангале сосисках.
Михаэль пришел в монастырь после окончания колледжа, а Анджело – сразу по окончании старших классов школы, так что их разница в возрасте составляла два года, однако это не мешало нашей дружбе. Хотя и не все шло гладко. Я видел, как порой Анджело ранят чересчур логичные доводы Михаэля. Как-то раз известный своей ленью послушник умудрился навесить все свои обязанности на Анджело, а сам куда-то уехал, что ужасно вывело из себя Михаэля.
– Нет, это вообще ни в какие ворота не лезет! И зачем только подобные типы приходят в обитель?! Можно и побездельничать чуток, можно и молитву пропустить – всё делают спустя рукава… Хотя, что тут говорить, для такой беззаботной жизни нет лучшего места, чем монастырь.
На это Анджело ответил:
– Да ладно вам, брат Михаэль. Я сам предложил помощь. А что касается праздности и халатности, так я тоже недалеко ушел: меня тоже можно назвать человеком «шаляй-валяй» – живу в полсилы… Возможно, мы все таковы перед лицом Господа.
Михаэль поморщился, словно мятый листок бумаги, на скулах его заиграли желваки.
– Как ты можешь такое говорить? Будто монастырь – это место, куда приходят лентяи, которым податься некуда! И если про себя так думаешь, это не значит, что мы все такие. Не надо тут всех под одну гребенку стричь!
Каждый раз в подобных ситуациях Анджело бледнел.
А когда в тот же день мы пели григорианский хорал, его лицо особой радости не выражало.