Высокая ставка

Уставившись в стену, чтобы не видеть тарелки, Сэл отковырнул кусочек яичницы, сунул в рот и стал машинально жевать. Ничего, прошло. Отломил кусочек лепешки и тоже отправил в рот. Жевать что-то твердое было даже приятно, для этого требовались некоторые усилия. Он вдруг почувствовал себя совершенно нормально. Но уже в следующий момент желудок его взбунтовался, не желая принимать пищу, к горлу подступила тошнота. Он сидел с набитым ртом, в полной растерянности, не зная, что делать, потом срыгнул прямо в тарелку, поставил ее на пол и отодвинул подальше, чтобы не видеть. Он потянулся за бутылкой, но рука беспомощно опустилась на пол, наткнувшись на маленький сверток в серебряной фольге. Сэл осторожно снял обертку и вытащил пакетик, тоже из фольги, — в таких продаются пасхальные сладости. Это была большая порция кокаина — целая четверть унции! — купленная им у местного торговца на прошлой неделе. Кончиком перочинного ножа, которым пользовался в таких случаях, он подцепил чуть-чуть кокаина, втянул его одной ноздрей, потом другой. Тошноту как рукой сняло, желудок тоже успокоился. Он почувствовал облегчение. Но на всякий случай втянул в нос еще немного порошка. Теперь стало совсем хорошо. Это было, если можно так выразиться, официальное начало дня. Сэл закурил и прислонился спиной к цементной стене. Стакан с текилой слегка дрожал в руке.

Яни гладила белый халат — свою униформу. Гладильная доска стояла у двери, так что провод утюга тянулся к потолку, к розеткам удлинителя. Сэл курил и наблюдал за тем, как она гладит. Хилые мышцы рук дрожали от напряжения, когда она всей своей тяжестью налегала на утюг, водя им по жесткой ткани. Невзрачная, с плоской фигурой, двадцати одного года от роду, она уже была матерью двух девочек четырех и пяти лет. Ни к какому делу она приспособиться не могла, проститутки из нее тоже не получилось. Сэл знал, что рано или поздно за какую-нибудь оплошность ее выгонят из отеля. Он взял еще немного кокаина из блестящего пакетика и продолжал думать о Яни. Она мечтала стать «его женщиной», но за пять месяцев он ни разу ее не трахнул. Не было никакого желания. Он довольствовался тем, что жил на Дог-Бич, вдали от праздных американских туристов и от постоянного страха. Яни ухаживала за ним, избавляла его от хлопот, которые вконец опостылели, как сама жизнь. Приятно было во сне ощущать близость ее тщедушного, как у подростка, тела, ее ровное дыхание, которое действовало на него успокаивающе. Целых три недели Сэл находился в пути — ехал, останавливался, лечился, снова ехал, — проделав в общей сложности расстояние в тысячу триста километров, проехав из конца в конец скоростное шоссе Баджа, и завершил свой путь здесь, на Дог-Бич, напившись и уснув прямо за рулем красного «джипа». Из хибары вышла девушка — это была Яни. Сэл сунул ей в руку деньги, попросил приютить его на ночь. Яни пустила его к себе в постель, и так он тут и остался.

После очередной порции кокаина и еще одного стакана текилы Сэл почувствовал себя вполне сносно, так что вскоре даже смог подняться со своего «ложа». Тем более что ему срочно понадобилось отправиться по большой нужде. Он сунул ноги в сандалии и пошел было к двери, но вдруг вернулся.

«Вспомнил про пистолет, — подумала Яни, — даже в уборную таскает его с собой».

Спрятав «люгер» за пояс джинсов и напялив большую, не по размеру майку с эмблемой «КАВО», он нетвердой походкой направился к двери.

На его пути стеной стала жара. Это было истинное преддверие ада: Сэл ладонью прикрыл глаза и, прищурившись, смотрел на сияющее белое солнце. Дог-Бич была объята тишиной — шестнадцать бетонных кубиков, беспорядочно разбросанных вдоль пышущего жаром шоссе № 1. Между стоявшими тут и там раскуроченными машинами были натянуты веревки для просушки белья. А за «домами» виднелись берег и море. Словом, Дог-Бич была еще одним местом, где в невыносимых для жизни условиях обретались бедняки.