Высокие Горы Португалии

В Каштелу-Бранку нет уличных фонарей, освещающих ночи, как в Лиссабоне. Улицы бешено извиваются, точно щупальца гигантского кальмара. Ему нипочем не найти дорогу, огибающую город с северо-запада. Зато Каштелу-Бранку кишит страхами. Он старается держаться одного направления, лишь бы выехать за пределы города с какой угодно стороны, но каждая улица, по которой он едет, заканчивается развилкой – и любое из двух направлений неизменно отбрасывает его назад, в чрево города. А тут еще, на беду, люди. Они возникают из тьмы нежданно, как дома и прочие строения вокруг: их лица внезапно выхватывает белый свет одноглазой машины. Некоторые испуганно кричат, обдавая его своим страхом, другие разворачиваются и бегут прочь. Вот уж действительно, в ночной тиши автомобиль ревет как оглашенный, к тому же приходится то и дело сигналить – но только на упреждение. Поначалу вокруг как будто ни души, но, чем глубже забирается он в город, подобно слепой морской твари, рыщущей по океанскому дну, тем больше и больше людей распахивают створки своих убежищ, тем больше и больше людей, всклокоченных, но зрячих, высыпает на улицы. Он переключается на вторую передачу и отрывается от них. А чуть погодя на очередном витке по городу людей, сбившихся в кучки, встречается все больше. Он их видит, они видят его. Бегут к нему – он сворачивает на другую улицу. Переходит на третью передачу.

Не удастся улизнуть – придется прятаться. После череды поворотов, проехав половину какой-то широкой пустынной улицы, он резко останавливает машину. Спешно гасит огни в подфарнике и фаре. Проваливается в темноту и тишину. И прислушивается. Неужели его настигнут ночные орды? Собравшись с духом, он выбирается из машины. Заглядывает за углы, всматривается в улицы. Кроме благословенной тьмы – ничего. Похоже, оторвался.

Остаток ночи Томаш бродит по городу в поисках дороги, на которую устремится чуть свет.

Во время ночного блуждания по городу он натыкается на незатейливый сквер с ровными рядами деревьев и скамеек и с единственной статуей посередине, окутанной покровом тьмы. Он улавливает какое-то движение, вздрагивает – и тут же все понимает. Днем здесь, в сквере, должно быть, работает рынок. Вот и прилавки все еще стоят, а под ними валяются какие-то ошметки – наверное, фруктов, овощей, а может, и мяса, – которые выбросили продавцы. И среди этих отбросов рыщут собаки. Под величественным куполом ночи, в подводной тиши города, уснувшего вновь после короткого пробуждения, он стоит и разглядывает этих бездомных собак, подбирающих все, что отвергнуто другими. Они рыщут, тыкаясь туда-сюда и сопя, в надежде вынюхать что-нибудь съедобное и, когда находят, благодарно поедают все, что нашли. Некоторые вскидывают головы и какое-то время приглядываются к нему, а потом снова возвращаются к поискам. Они признают его, а он признает их.

Вернувшись к автомобилю, он ощущает себя счастливой морской тварью, забирающейся обратно в свою уютную раковину. Он укладывается в кабине вздремнуть. Но, увы, ночные блуждания и бдение утомили его безмерно. Он проваливается в сон… И вдруг резко просыпается от гудка сигнальной груши, на которую нажал какой-то нахальный прохожий, – просыпается и видит лица, пялящиеся на него в окна кабины, видит выпученные глаза и сопящие носы, жадно хватающие воздух. Приходится навалиться на дверь кабины с противоположной стороны, чтобы оттеснить столпившихся перед нею зевак. Он встает на подножку и вдыхает свежий воздух нового дня. Ночью, к счастью, он от них ускользнул, а теперь они обступают его со всех сторон, плещутся и хлюпают вокруг автомобиля, словно в яркой океанской сини, – такое впечатление, будто все население Каштелу-Бранку обрушилось на него, подобно морскому прибою. Очередное бегство – с привычными окриками-увещеваниями, привычными зашоренными, ничего не понимающими взглядами, привычным изумлением при легком троганье автомобиля с места и привычным же преследованием толпы – изматывает его вконец. Он мчит вперед до тех пор, пока его раскачивающаяся голова не ударяется о рулевое колесо…