Я улыбнулся. Через три недели такого спокойного существования Чарли угодил бы в психушку. Он нуждался в деловой суете, крупных сделках, молниеносных решениях, финансовых манипуляциях и власти. А меня, признался я себе, такая жизнь свела бы с ума значительно быстрее.
— Ты уже сделал этот замок? — спросил Чарли как бы между делом, закуривая сигару. Но я задал себе вопрос, не за этим ли он приехал.
— Наполовину, — ответил я.
Он потряс спичкой, чтобы затушить ее.
— Тогда дашь мне знать?
— Обещаю.
Он глубоко затянулся гаванской сигарой и кивнул Его взгляд говорил о том, что сейчас он действует в интересах своего банка.
— Ради чего ты пойдешь на большее, — спросил я. — Ради дружбы или ради замка? Он немного опешил.
— Ну, это зависит от того, что тебе нужно.
— Практическая помощь в контрнаступлении.
— Против Джоди? Я кивнул.
— Ради дружбы, — сказал Чарли. — Это проходит по статье дружбы. Можешь на меня положиться.
Его решимость меня удивила. Он заметил это и улыбнулся.
— То, что он сделал с тобой, — это верх свинства. Не забывай, я ведь был здесь. Я видел, в каком ты был состоянии. Видел все это унижение от обвинения в пьянстве и боль от бог знает чего еще. Ты был малость не в себе, это факт.
— Извини.
— Не за что. Если бы он ударил только по твоему карману, я бы помог тебе разве что трезвым советом, а так буду помогать всерьез.
Я не ожидал ничего подобного. Я полагал, что дело будет обстоять как раз наоборот, что потеря собственности разгневает его куда сильнее, чем потеря лица...
— Ты уверен?.. — осторожно спросил я.
— Конечно! — решительно ответил Чарли. — Так что надо сделать?
Я взял «Календарь скачек», лежавший на полу возле моего кресла, и объяснил, как я нашел Паделлика.
— Его купил в Донкастере за наличные крупный мужчина в темных очках, а выставляют его под именем Джоди.
— Это наводит на мысли.
— Ставлю этот дом против комариного чиха, — сказал я, — что Руперт Рэмзи из кожи вон лезет, пытаясь подготовить его к Скачке Чемпионов.
Чарли неторопливо потягивал сигару.
— У Руперта Рэмзи стоит Паделлик, а он думает, что это Энерджайз. Так? Я кивнул.
— А Джоди собирается выставить Энерджайза в Стратфорде-на-Эйвоне под именем Паделлика?
— Думаю, да.
— Я тоже так думаю.
— Только не все так просто.
— Почему?
— Потому что Паделлик записан в еще две скачки, в Ноттингеме и Лингфилде, — объяснил я. — До всех трех скачек — от десяти до четырнадцати дней. И неизвестно, какую из них выберет Джоди.
Чарли нахмурился.
— А какая разница, которую он выберет? Я объяснил.
Пока он слушал, глаза у него вылезли на лоб. Наконец он улыбнулся.
— Ну, и как же ты собираешься выяснить, в которой скачке он будет участвовать?
— Я подумал, — сказал я, — что мы могли бы мобилизовать твоего друга Берта. Он для тебя пойдет на многое.
— А на что именно?
— Как ты думаешь, сможешь ли ты убедить его устроиться на работу в одну из букмекерских контор Дженсера Мэйза?
Чарли расхохотался.
— И как много я могу ему сообщить?
— Только то, что надо узнать. Но не зачем.
— Стивен, ты меня убиваешь!
— И еще одно, — сказал я. — Что тебе известно об ограничениях рабочего времени для водителей грузовиков?
Глава 9
Когда я улетал из «Хитроу», шел снег. По земле мела поземка. Я оставлял за собой полузаконченную работу, полуотремонтированную машину и полуразработанный план.
Чарли позвонил и сообщил, что Берта Хаггернека взяли в одну из контор, прежде принадлежавших его боссу. А я осторожно навел справки у аукционеров в Донкастере, но безуспешно. Имя человека, который купил Паделлика, у них записано не было. Наличными платят многие. Они не могли вспомнить, кто именно купил дешевую лошадь три месяца назад. След оборвался.
Оуэн, как и Чарли, выразил готовность мне помогать. Он сказал, что тут дело даже не в личных отношениях. Мерзавец, который помял «Ламборджини», заслуживает смертной казни через повешение. И, когда я вернусь, он поможет мне соорудить эшафот.
Путешествие от снега к солнцу заняло восемь часов. В аэропорту Майами было семьдесят пять по Фаренгейту[1], а у отеля на Майами-Бич лишь чуть-чуть прохладнее. И это было чудесно. Внутри отеля благодаря кондиционерам было почти так же холодно, как зимой в Англии, но моя комната на седьмом этаже выходила прямо на послеполуденное солнце. Я отдернул занавески, отворил окно и впустил в комнату свет и тепло.
Внизу, вокруг блестящего на солнце бассейна, раскачивались на ветру высокие пальмы. Дальше бетонный пандус вел прямо к узкой полоске песка и белопенным волнам Атлантики. Миля за милей темно-синей воды уходили вдаль, к голубому горизонту.
Я ожидал, что Майами-Бич окажется чересчур ярким и кричащим, и не был готов к тому, что он так красив. Даже множество огромных белых многоэтажных отелей с однообразными рядами прямоугольных окон таило в себе некое величие, подчеркнутое и смягченное растущими между ними пальмами.