Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

Тут ее речь иссякла. Я обдумал сказанное и решил, что нашел причину и могу ответить.

— Ничего из того, что до сей поры случалось в моей жизни, — серьезно сказал я, — не внушило мне страх перед смертью. Я думаю... знаю, это звучит глупо... я не верю в то, что могу умереть.

Год третий: июнь

На следующий день, в пятницу, 1 июня, я принял давнее приглашение и отправился обедать с руководителями одной охранной фирмы, которой мы ссужали деньги под установку новой линии сигнализации на рынке. Не особенно их удивив, я попросил об одолжении, и после трапезы, впятеро превысившей по калорийности обеды в «Эктрине», они, слегка забавляясь, вручили мне три ключа, отмыкающие все, кроме королевской казны, а также прочли мне сжатый курс по их использованию.

— Этими лапочками открывают двери только в случае крайней необходимости, — сказали с улыбкой мастера слесарного дела. — Если окажетесь за решеткой, мы вас не знаем.

— Если окажусь за решеткой, пришлете мне новый комплект в пирожке с вареньем.

Затем я поблагодарил их и отбыл практиковаться (с оглядкой) на дверях банковских офисов, делая замечательные успехи. Придя домой, я воспользовался отмычками, чтобы войти в парадную дверь, и принялся запирать и отпирать каждый буфет и ящик, в котором была замочная скважина. Потом я облачился поверх рубашки и галстука в темный свитер с высоким горлом и, слегка нервничая, поехал в Ньюмаркет.

Я оставил автомобиль на обочине трассы чуть поодаль от дома Кальдера и остаток дороги прошел пешком. И на исходе долгих летних сумерек спокойно вошел во двор, сверившись по часам, что сейчас почти десять, время, когда Микки Бонвит подводит своих гостей к вычурным креслам и принимается публично копаться у них в душе.

Кальдер даст великолепное представление, подумал я; моя подозрительность меня смущала, и смущение еще усилилось, когда я взглянул на очертания дома, темнеющего на фоне неба, и вспомнил о незатейливом гостеприимстве его хозяина.

Ту сдержанность, которая всегда подспудно разделяла нас, я теперь воспринимал как собственные инстинктивные, заглушенные сомнения. Желая видеть величину, я ее видел; и пытаясь теперь доказать самому себе, что ошибался, я испытывал не удовлетворение, а печаль.

Двор был тих и спокоен, все работники давно ушли. В доме, в большом зале, горел одинокий огонек, тусклая желтая искорка мерцала сквозь кусты, колеблемые слабым ветерком. За закрытыми дверями денников пациенты с гнойными язвами, кровоточащими кишками и прочими болячками дремали в ожидании прикосновения.

Сэнд-Кастл, если я прав, был обречен оставаться здесь, пока Кальдер исполняет свое «чудо», не обязанный объяснять, как он это делает. Он никогда не объяснял; он распространялся на публике, что не знает, как действует его сила, знает просто, что она действует. И тысячи, может быть, миллионы верили в его силу. Может быть, даже заводчики, эти мечтатели из мечтателей, поверят под конец.

Я подошел к приемной, серой глыбе в наступающей ночи, и вставил одну из отмычек в замочную скважину. Механизм, хорошо смазанный и многократно используемый, повернулся без протеста, и я распахнул дверь и вошел.

Там не было окон, о которых стоило беспокоиться. Так что, захлопнув за собой дверь, я включил свет и сразу принялся искать то, за чем пришел: селен в самодельных капсулах, или в самодельном фильтровальном устройстве, или в бутылочках с шампунем...

Пен было засомневалась, что кто-то рискнет давать селен в этом году, если прошлогодние труды дали такой эффект, но я напомнил ей, что Сэнд-Кастл уже покрыл многих кобыл в новом сезоне, прежде чем стало известно о рождении уродливых жеребят.

— Кто бы этим ни занимался, к тому времени он еще не знал, что преуспел. И потому, я полагаю, он для надежности продолжал свое дело. Может быть, даже увеличив дозу... И если селен в этом году не давали, откуда он у Джинни?

Пен неохотно уступила.

— Наверное, я просто искала причину, чтобы не пускать вас к Кальдеру.

— Если я что-нибудь обнаружу, вслед за мной появится старший инспектор Вайфолд с ордером на обыск. Так что не беспокойтесь.

— Ладно, — сказала она, ничуть не перестав тревожиться.

Замки шкафчиков, стоящих вдоль стен приемной, были для моих отмычек пустым делом, но вот содержимое оказалось загадкой, хотя многие баночки и коробочки были снабжены надлежащей этикеткой. Кое-что явно поступило от поставщиков, но большей частью тут были травы, о которых постоянно толковал Кальдер: гидрастис, окопник, фо-ти-тьенг, миррис, сарсапарель, лакрица, пассифлора, папайя, чеснок. Все в больших количествах. Нигде не было услужливой надписи «Селен». Я прихватил с собой плотную пластиковую сумочку с застежкой-"молнией" — упаковку от шелкового галстука и носового платка (подарок от моей матери на Рождество). Туда я систематически складывал по две-три капсулы из каждой бутылочки и по две-три пилюли каждого вида, и маленькие пакетики с травами. Пен, думал я, проведет чудесный вечерок, на досуге разбирая все это.