Юноша любил просыпаться ещё затемно. Тогда его убогое жилище не казалось таким бедным. В полутьме можно было вообразить себе чистые стены, новую красивую мебель.
Он сбросил с себя одеяло и быстро оделся. То, что сеньора Ортего умерла десять лет назад, конечно же, не могло не сказаться на быте семьи Ортего. Всё здесь говорило о том, что женская рука давно не прикасалась к вещам. Даже запах в доме стоял особенный — чисто мужской, настоенный на табачном дыме, месяцами не вытираемой пыли и спиртном.
Медленно светлел мир за окнами, делались различимыми холмы, берег, уступами спускавшийся к океану, узкая полоска пляжа, вспененная волнами.
Хуан Гонсало прошёлся по дому, собирая себе завтрак. Он не боялся шуметь. Отец и братья даже не вздрагивали во сне, когда он загремел посудой.
Наконец, позавтракав холодным мясом, остатками вчерашней кукурузной каши и кислым молоком, Хуан Гонсало выбрался из дому.
Он нёс в руках узелок с едой. На поясе покачивалась фляжка с вином, а на плече лежали связанные верёвкой кирка и мотыга.
Ветер ещё не стих, но небо уже прояснилось, и нежно розовый диск солнца вставал над холмами. В его всё ещё робких лучах вспыхивали лужи, отливала золотом листва деревьев. И лишь только океан, отражавший низкие тучи, казался мрачным и серым. Раскисшая глинистая земля липла к подошвам, мешая идти.
Но Хуан Гонсало упрямо взбирался на холм. По обе стороны от неширокой дороги лежали поля его семьи. Веками обрабатываемая земля приносила неплохой урожай, и если бы не пьянство отца и смерть матери, можно было бы жить вполне сносно.
Вот и в этом году пшеничные поля обещали дать много зерна. Юноша с сожалением смотрел на поломанные ветром стебли колосьев…
Поскальзываясь на раскисшей земле, юноша взобрался на вершину холма. Каким же маленьким показался ему отсюда отчий дом! Какой же бескрайней выглядела отсюда земля! С одной стороны серый, вздыбленный волнами океан, с другой стороны — суша, тоже изборожденная волнами холмов, невысоких гор, плотно покрытых лесом.
— Сколько же нужно было сил, — вздохнул юноша, глядя на лоскуты полей, — чтобы поднять эту землю, заставить её плодоносить! Сколько поколений моих предков каждый день выходили в долину, чтобы убирать камни, пахать, сеять, убирать урожай! А теперь настал мой черёд.
И юноша стал спускаться с холма к небольшой долине, зажатой между подножием и ручьём.
Отец всегда говорил, что граница их владений ограничена ручьём на востоке и грядой скал на западе. И вот теперь парень, спешил на самую окраину своей земли, чтобы попытаться возделать ещё один её клочок.
Хуан Гонсало раскрутил верёвку, аккуратно свернул её и спрятал в карман. Кирка легко воткнулась в разомлевшую после дождя землю. Руки удобно легли на отполированную до блеска ручку.
Несколько взмахов — и большой белый камень с неровными краями выкатился к ногам юноши. Всего в нескольких шагах торчал из земли край другого камня.
Несколько взмахов киркой — и обломок известняка вывернулся из почвы.
— Да, их здесь много, — вздохнул Хуан Гонсало, занося и опуская кирку, — хорошо ещё, дождь прошёл, иначе земля стала бы твёрдой, как скала.
Наконец камней набралось с десяток. Юноша стал стаскивать их в одну кучу, чтобы потом, пригнав волов, вытащить их все сразу.
— Да, нелёгкая у меня работа, — вздыхал Хуан Гонсало, выворачивая один камень за другим.
Солнце поднялось уже довольно высоко, а результаты казались несоизмеримыми с усилиями. Среди поросшего жёлтой травой участка желтел небольшой квадрат шагов двадцать на двадцать, на котором громоздились четыре высоких кучи камней.
— Эдак мне не хватит всей жизни, — пробормотал парень, вновь занося кирку для удара.
На этот раз он промахнулся. Железо звякнуло о камень, и удар больно отдался в руки.
— Нужно передохнуть…
Положив кирку на землю, Хуан Гонсало присел на камень. Он прикинул на глаз расстояние до конца участка и присвистнул.
«За сегодня я выберу ещё максимум два таких куска, значит… — он задумался, — мне работать здесь ещё месяца два, а затем ещё предстоит вывезти камни, вспахать, и вот тогда… — парень зажмурился, — тогда вновь начнут возникать из-под земли камни. Сколько их мы уже выбрали на старых полях! А они поднимаются и поднимаются, словно растут из глубины земли. А тут стоит только копнуть поглубже — и их наберётся целая пропасть. Нет, нельзя рассиживаться», — и парень вновь взялся за кирку.
Но теперь он работал уже без прежнего рвения. Каждый извлечённый на дневной свет камень приносил всё меньше радости. Руки, избитые в кровь, гудели от напряжения, ноги подгибались, пот застилал глаза.
— Нет, я всё же одержу над тобой победу, — шептал юноша, выворачивая очередной камень. — К, чему тебе, земля, лежать пустой, без толку, когда я могу посеять на тебе пшеницу и собрать хороший урожай?! Это будет моё поле и может быть, пройдёт время, я построю здесь, у подножия холма, свой собственный дом. Ведь не жить же мне всё время со старшими братьями! Конечно, земля будет у нас общей, но это поле станет моим.