Высокие звезды

— Может быть, — зло бросил Санчо, — но тогда ты должен то же самое сказать и отцу.

Сеньор Ортего напрягся.

— Прекратите, дети, не нужно ссориться!

— Нет, — процедил сквозь зубы Мануэль, — это не мы начинаем ссору, а Хуан Гонсало. Ведь мы, отец, вместе с тобой были в Санта-Риберре.

— Мы пили вместе с тобой, — напомнил Санчо, — и почему это, отец, вы ему всё позволяете? Ему можно оскорблять нас, а самому оставаться безнаказанным?

— Он сегодня работал, а вы бездельничали.

— Ещё не известно, от кого из нас больше пользы.

— Я ещё раз прошу, не ссорьтесь.

— Ладно, — недовольно проворчал Санчо, — не будем. Но только если я услышу ещё одно слово от Хуана Гонсало, ему не поздоровится.

— Помирись с братом, — попросил сеньор Ортего.

Отказать отцу юноша не мог.

— Простите меня, братья, если я сказал что-то лишнее.

— Ну вот, так бы и давно.

Злой блеск не исчезал из глаз Санчо и Мануэля. Они готовы были наброситься с кулаками на Хуана Гонсало и только присутствие отца удерживало их от этого.

— Всё решено, завтра я один иду в Санта-Риберру, а теперь спать.

И Хуан Мануэль Ортего лёг на топчан у растопленного камина.

Санчо подошёл к младшему брату и прошептал ему на ухо:

— Завтра мы тебе покажем, берегись!

— Только не вздумай жаловаться отцу, — напомнил Мануэль.

— Была бы моя воля… — начал Хуан Гонсало.

— Вот в том-то и дело, что твоей воли над нами нет, — Санчо схватил своего младшего брата за плечо и пристально посмотрел ему в глаза. — Не вздумай ссориться с нами, а тем более, жаловаться отцу на нас.

— Я как-нибудь сам во всём разберусь, брат, — юноша перехватил руку Санчо и сбросил её со своего плеча, — будь осторожнее, Санчо.

Сеньор Ортего уже спал.

Спиртное сморило его.

Приезд дона Родриго де Суэро был назначен на полдень. Но сеньор Ортего выбрался в селение с самого утра. Конечно же, он оказался в таверне. А чтобы скоротать время, он подсел к своему старому приятелю Сальвадору. Вместе они решились осилить бутылку рома.

— Вот не люблю я вина, — сетовал старый Сальвадор, отпивая крепкую жидкость из небольшой рюмки, — от него только сырость в животе и никакого удовольствия. А ром согревает. Вот когда я плавал на корабле, мы никогда не брали, с собой вина больше, чем пару бочонков. Лучше запастись ромом, он и места меньше занимает. А если замёрзнешь, то всегда согреешься.

— Да, ром — это великое изобретение, — сеньор Ортего тоже прикладывался к рюмке, — правда, одно плохо — вином нельзя так напиться, как этой дрянью.

— От одной бутылки нам ничего не будет, — тут же спешил успокоить приятеля Сальвадор.

— Да, бутылку на двоих мы можем выпить, не опасаясь.

И мужчины выпили, заверив друг друга в вечной дружбе.

— Может, еще заказать? — предложил сеньор Ортего, когда бутылка опустела.

— Нет, вот приедет дон Родриго, узнаем, что ему от нас нужно, а тогда и выпьем, — сказал более рассудительный Сальвадор и подпёр голову руками, потому что с трудом удерживал её па весу.

Его седые волосы были спутаны как паутина, и сквозь жидкую седину светилась блестящая кожа. Глубокие морщины бороздили лицо ещё не такого уж старого мужчины. Обычно хитро поблёскивающие глаза слегка помутнели от выпитого.

Сеньор Ортего, хоть и был старше Сальвадора, выглядел куда моложе. Его волосы ещё не тронула седина, а лицо было гладким. Лишь только две глубокие морщины пролегли от переносицы, через весь лоб.

— Ты, наверное, всегда сидишь такой суровый, Хуан Мануэль, — сказала Сальвадор, — поэтому у тебя и морщины идут сверху вниз. Ты никогда не улыбаешься.

— А вот зато у тебя, Сальвадор, улыбка не сходит с лица, поэтому ты весь и сморщился, как печёное яблоко.

— Лучше быть весёлым, — заулыбался Сальвадор, — и мне плевать, что все называют меня стариком. Я-то знаю, что я моложе тебя.

— Не так уж мы с тобой и молоды, — признался сеньор Ортего.

— Ты как хочешь, а я молодой, — Сальвадор поднялся со своего места, широко развёл руки в стороны и громко запел.

Сеньор Ортего слушал его, роняя обильные пьяные слёзы. Песня была не очень замысловатой, да и Сальвадор не помнил всех слов, поэтому он беспрестанно повторял один куплет, смысл которого сводился к следующему:

 Муж вот уже три дня как лежит в могиле…
 А жена успела убежать вместе с любовником…
 Прихватив все его деньги…

Понятно, что так растрогало Хуана Ортего в этой песне, ведь он сам ещё не умер, да и жены у него уже десять лет как не было, но он всё равно плакал.

Наконец, Сальвадор смилостивился над своим другом и смолк.

— Тебе нравится эта песня?

— Очень.

— Может спеть ещё?

— Нет, не надо.

— Да, я сам иногда плачу, когда вспоминаю её…

— Кого?

— Песню, конечно. Потому что моя жена… — и тут Сальвадор сам расплакался.

— Тебе не кажется, что мы напились? — сделал довольно трезвое заключение сеньор Ортего.

— Да, Хуан Мануэль, мы напились.

— Ну и чёрт с ним, такая наша жизнь. Но больше рома мы не будем заказывать до приезда дона Родриго. Вот когда поговорим с ним, тогда выпьем ещё.

Мужчины скрепили обещание рукопожатием, и стали ждать.