— Думал об этом. — Пол хмыкает. — Да это единственное, о чём я думаю каждый грёбаный день. Всё время. — Его голос ломается на последнем слове. — Я его старший брат. Я должен был спасти его от всего, что могло бы причинить ему боль. Но от этого я его спасти не могу.
Я просто слушаю, потому что мне нечего сказать, чтобы утешить его.
По его щеке катится слезинка, и он её поспешно вытирает.
— Он знает, как сильно ты переживаешь, — говорю я. Хотя, возможно, мне не следовало.
— Уж лучше бы этот кретин знал, что я чувствую. Я бы умер за каждого из них. И мне бы хотелось, чтобы это был я, а не он. Я бы не задумываясь поменялся с ним местами.
— Он бы не позволил тебе.
И это правда.
Пол усмехается. Но в его смешке нет ни капли веселья.
Двери больницы открываются, и внутрь забегают Логан, Пит и Сэм. Я вскакиваю со стула и падаю в объятия Логана, потому что знаю — он меня поймает. Логан прижимает меня к себе и гладит по волосам. Подходит Пол и начинает с ним говорить. Они общаются жестами, но я могу улавливать смысл. Пол объясняет, что к чему.
Пол качает головой.
— Пока нет. Нам скажут, когда будет можно.
Если будет можно. Но никто не говорит этого вслух.
Логан обхватывает меня рукой и притягивает ближе. Он зарывается лицом в мои волосы, и я чувствую тёплое прикосновение его дыхания к моей шее. Я поднимаю голову и смотрю на него.
— Плохи дела, — говорю я.
Он закрывает глаза и прикладывает кончики пальцев к виску. Он знает.
Теперь нам остаётся лишь ждать.
Братья занимают всю мебель в приёмной, оккупируя почти всё свободное пространство. Но больше здесь никого нет, поэтому это не имеет значения. Каждый из них уступит место, если будет нужно. Пит забрал носки у Сэма, и тот надел ботинки на голые ноги. Пит пришёл босым. Я уже тогда каким-то шестым чувством поняла, что он не вернётся обуться. Он сразу пошёл искать братьев.
Когда наконец-то появляется доктор, такое ощущение, будто прошло несколько дней. Хотя, должно быть, всего несколько минут. А может, часов. Но казалось, что прошли дни.
Доктор тяжело вздыхает и начинает рассказывать. Отрывки его фраз проникают в моё сознание сквозь удары пульса в моей голове.
— Вы больше ничего не можете сделать? — спрашивает Пол.
Доктор садится рядом с ними.
— Мы исчерпали все возможности. Он мог бы пройти через несколько обследований, но его шансы невелики. А то единственное, что может ему помочь, очень дорогостоящее.
Он ждёт. Комната погружается в тишину.
— Насколько дорогостоящее? — спрашивает Пол.
— Сотни тысяч долларов, — отвечает доктор. — У него ведь даже нет медицинской страховки.
Ну, вот и всё. У них нет нескольких сотен тысяч долларов, и их брат умрёт.
Я вытираю слёзы.
— Это лечение, оно может его спасти? — спрашиваю я. — Или лишь продлит неизбежное?
Доктор смотрит на меня как на самое нелепое существо, которое ему когда-либо приходилось встречать.
— Этот курс лечения весьма успешный. Хотя не существует никаких гарантий.
— Но это даст ему шанс?
— Самый лучший из всех возможных.
Я киваю. Логан прижимает меня к себе.
Я знаю, что должна делать. Моё сердце разрывается на две половинки. Но у меня есть только один выбор.
Я киваю. Он наблюдает, как я ухожу, его взгляд буравит мою спину. Я чувствую его всю дорогу по коридору. Однако я не останавливаюсь у туалетов. Я продолжаю идти, пока не нахожу телефон-автомат.
Когда я поднимаю трубку, меня охватывает необычное спокойствие. Я нажимаю на кнопку вызова оператора.
— Звонок за счёт абонента в Калифорнию, пожалуйста, — говорю я. Потом на одном дыхании произношу номер телефона. Вечер субботы. Мой отец будет у себя в офисе.
— Офис мистера Мэдисона, — произносит жизнерадостный голос.
— Звонок за счёт вызываемого абонента от… вызывающий абонент, назовите своё имя, — говорит оператор.
— Я бы хотела поговорить с мистером Мэдисоном, — отвечаю я.
— Мы принимаем расходы. — Потом на другом конце повисает молчание. — Эмили, это ты? — спрашивает голос. В нём столько надежды! Всё время, сколько я себя помню, она служила у моего папы секретарём.
— Могу я поговорить с ним? — спрашиваю я.
На мгновение на линии воцаряется тишина, и потом трубку поднимает папа.
— Эмили? — спрашивает он. Мне почти слышно, как колотится его сердце.
— Папа, — говорю я.
— Эм, — протяжно произносит он моё имя, словно выдыхает. Что-то звякает, и я представляю, как он снимает с носа очки и кладёт их на стол. — Где ты?
— Пап, мне нужна помощь, — говорю я. Прислонившись лбом к холодной стене, я стараюсь не расплакаться. Мне хочется оплакивать всё, от чего я отказываюсь. Всё, что я им отдаю. Но ещё больше я хочу оплакивать себя.