Он хмыкнул, жестокий взгляд сделал резкими угловатые черты его лица.
— Почему? Это ведь правда, не так ли? — я быстро покачала головой, но он просто рассмеялся, и этот глухой звук отозвался болью в моём сердце. — Ну же, Эсмеральда. Не будь наивной. Я — побочный продукт в мире старых денег и королевских семей, и ты знаешь, как они обращаются с незаконнорожденными детьми? Как с отбросами, Эсмеральда. Потому что для них мы именно это!
— Шехрияр! — мой голос прорезался между нами, как удар хлыста.
Я прерывисто вздохнула, изо всех сил пытаясь найти хоть немного воздуха, поскольку мои легкие, казалось, сжимались сами по себе. Всё внутри меня горело, разваливалось на части и трескалось, когда его слова атаковали меня в самое слабое место. По тому, как Шехрияр замер, я поняла, что он осознал, что натворил.
Он порезал мой самый большой и глубокий шрам, и теперь он кровоточил.
— Эсмеральда, — прохрипел он. — Я не имел в виду…
Я подняла руку, чтобы заставить его замолчать.
— Ты имел в виду именно то, что сказал, Шер, — он покачал головой, выглядя огорченным и сожалеющим. Я опустила дрожащую руку. — И дело в том, что ты, вероятно, прав. Но ты помнишь, что всегда говорил мне?
Он провел рукой по лицу, затем сжал волосы в кулак.
— Мама Катия была права, — сказала я. — Ты всё ещё не оправился от того, что произошло, и причиняешь боль не только себе, но и ей. Потому что, Шехрияр, как ты можешь обвинять мир в осуждении её, когда это именно то, что ты делаешь с ней, и с самим собой, прямо сейчас?
Проглотив растущий комок в горле, я отвернулась, но его рука тут же сжала мой локоть.
— Эсмеральда, пожалуйста, прости меня. Я не…
Я покачала головой.
— Не передо мной тебе нужно извиняться.
Не оглядываясь на него, я вырвала свою руку из его хватки и вышла из его комнаты, закрыв дверь перед его обезумевшим выражением лица.
Я знала, что он не это имел в виду. Я знала, что он сожалеет о том, что сказал это. Но это не означало, что мне было не так больно, когда я стояла там, уставившись на закрытую дверь, а его слова крутились в моей голове, как жестокая насмешка.
— Эсмеральда?
Я подпрыгнула при звуке своего имени, выныривая из своих мрачных раздумий и поворачиваясь лицом к обладателю голоса.
Карим стоял в нескольких футах от меня, и эмоциональное истощение, которое я уже чувствовала, внезапно превратилось в десятитонный груз на моих плечах. У меня не было сил собраться с неразберихой, которая царила в наших с братом отношениях. Хотя, честно говоря, мы почти не разговаривали с момента его визита в дворцовый лазарет.
Несмотря на усталость, я инстинктивно выпрямила спину и попыталась скрыть свои эмоции. У меня не очень получилось, потому что между бровями Карима появилась небольшая морщинка, когда он посмотрел мне в глаза. Я ничего не могла с собой поделать и напряглась под его обеспокоенным взглядом. Это было неестественно. Я не привыкла к его заботе, только к его презрению.
Он вынул руки из своих элегантных черных брюк, переминаясь, как будто собирался подойти ко мне, но затем, казалось, передумал.
— Ты…ты в порядке? — спросил он, в его голосе сквозила неловкая нерешительность. — Ты не выглядишь…я имею в виду…ты бледная…
Я сглотнула, пытаясь расправить плечи, но не смогла. Я физически не могла расслабиться рядом с Каримом. Поэтому я попыталась улыбнуться, но это больше походило на гримасу.
— Я в порядке, спасибо. Как ты?
— Я…да, я в порядке, — он почесал подбородок. — Я так понимаю, ты была с Шехрияром. С ним всё в порядке? Принц Арш сказал мне, что он не очень хорошо воспринял открытие их отношений с Катией.
— Да. Он воспринял это не очень хорошо. Он обеспокоен и зол, но ему просто нужно время, чтобы переварить это, — Карим кивнул, и я прикусила нижнюю губу. — Как давно ты знаешь?
— С новогодней вечеринки в Шахе, — я удивленно моргнула. — Он подошел ко мне утром в день вечеринки и сказал, что хочет жениться на Катии, но что сначала ему нужна моя поддержка для его предложения об изменении закона, чтобы это стало возможным.
— И ты согласился? — тихое недоверие в моём тоне было очевидным, потому что, честно говоря, я не могла в это поверить. Я бы поставил всё своё состояние на то, что Карим был бы против таких перемен.
— Я согласился, — он приподнял одно плечо в едва заметном пожатии. — У меня не было причин не соглашаться.