Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

Зачинщики, из молодых голов,
Чтобы поджечь в народе буйства боле,
Кричат, что суд небес и строг и бестолков;
Что боги или спят, иль правят безрассудно;
Что проучить пора их без чинов…

Крылов шел, внимательно слушая Сашу, и когда тот кончил чтение, остановился и спросил, как его зовут.

— Александр Одоевский, корнет лейб-гвардии Конного полка. А это — штабс-капитан Московского полка Михаил Бестужев.

— Фамилии известные и лица ваши знакомы, видел вас в театре с Грибоедовым, — сказал Крылов и спросил Мишеля, не брат ли о и Александру и Николаю Бестужевым. Услышав подтверждение, Крылов сказал, что с удовольствием читал их в «Полярной звезде».

Московцы с удивлением смотрели на трех медленно идущих, мило беседующих людей. Казалось, им и дела нет ни до чего вокруг, словно они где-то в тихом парке, а не на грозной, ощетинившейся штыками Сенатской площади.

Столько анекдотов о лени, чревоугодии баснописца ходило по Петербургу! Многие считали его этаким обомшелым пнем, пережившим свою славу и ничем не интересующимся, кроме сытной еды. Но вот Крылов медленно вышагивает рядом, совсем не такой, как в россказнях и сплетнях — живые, умные, все понимающие глаза, далеко видящий взгляд, всех знает и помнит. И к восставшим пришел, несмотря на выстрелы, свист пуль, не из простого любопытства, а из желания понять, что происходит, своими глазами увидеть «безбожников».

Когда они вошли в пространство между каре и колонной моряков, к Крылову бросились старшие Бестужевы, Рылеев, Кюхельбекер. Старик пожал всем руки, пошутив, что в пору открывать заседание общества русской словесности.

Тут из-за чьих-то спин вынырнул небольшого роста, еще более живой, чем обычно, Лев Пушкин с палашом в руках. Мишель показал на него Одоевскому, Саша ничуть не удивился и сказал, что Лев Сергеевич появился еще полчаса назад, а палаш, отобранный у избитого и разоруженного толпой жандарма, отдал ему Вильгельм Кюхельбекер, который подвел Льва к Одоевскому со словами:

— Prenons ce jeune soldat. [26]

Левушку Мишель хорошо знал по русским завтракам у Рылеева, где Блев, как в шутку звали Льва за страсть к выпивке, читал стихи своего брата. Обладая прекрасной памятью, он декламировал наизусть и «Цыган» и «Бахчисарайский фонтан», а главное, много таких стихов, которые пока не могли появиться в печати. При Мишеле состоялся «торг»: Александр Бестужев и Рылеев попросили передать Александру Пушкину, что готовы платить ему по рублю за каждую строку стихов.

Лев был на шесть лет моложе брата. В 1817 году, когда состоялся первый выпуск лицея, Лев только поступил в Благородный пансион, где учителем словесности стал Вильгельм Кюхельбекер. Но через четыре года был отчислен за протест против увольнения Кюхельбекера. Несколько лет Лев жил на средства родителей и брата. Год назад поступил на службу в департамент духовных дел и иностранных вероисповеданий, хотя, как и старший брат, не отличался религиозностью и несколько лет не ходил в церковь. На площадь он пришел не из убеждений, а из любопытства. Увидев Мишеля, Левушка обнял его, стукнув при этом палашом по спине.

— Зря ты балуешься этим, — Мишель взял из его рук палаш и, увидев клеймо, сказал, что он сделан на сабельном заводе, основанном его отцом. — Вот будет роковая странность — погибнуть от отцовского оружия.

— Но игра рока в том, что оружие отцов теперь в наших руках! — Лев воинственно взмахнул палашом.

— Поосторожней с этой штукой. Палаш — не игрушка. В случае неудачи тебе могут зачесть его, даже если ты не пустишь его в ход. И вообще, ступай-ка домой, не испытывай судьбу. Ведь ты ставишь под угрозу не только себя, но и брата.

Как раз тут к ним подошел Кюхельбекер и попросил Льва проводить Ивана Андреевича.

— Ступайте, ради бога, — обнял их Вильгельм. — Дело сейчас начнется серьезное.

Едва Крылов и Лев Пушкин скрылись в толпе у Сената, площадь огласилась криками команд и цокотом копыт. Почти одновременно от Адмиралтейства и Сената на восставших пошли в атаку эскадроны конногвардейцев. Подбежав к своим солдатам, Бестужев на этот раз приказал открыть огонь, но стрелять не во всадников, а выше или в лошадей. Атака захлебнулась.

Кирасиры развернулись назад. Группа солдат вела вверх по лестнице к дверям Сената раненного в руку полковника Вельо. Следующей атакой начал руководить полковник Апраксин. Однако кирасиры, видя, что жертв среди них нет, атаковали по-прежнему вяло, неохотно. Кое-где на мостовой бились, истекая кровью, раненые животные. Один из всадников пристрелил своего хрипящего коня и перекрестился.

Видя, что атаки успеха не приносят, а с крыши Сената то и дело летят доски, поленья, полковник Апраксин увел эскадроны, свой и Вельо, к набережной.