За месяц лежания в госпитале я прочитал все журналы, которые смог найти в отделении, выпотрошив даже запасы в офицерской палате. Потом заскучал и решил заняться общественно – полезным делом. Выяснил, что пару дней назад выписался парень, припухавший на должности старшего нашей столовой. И я надумал устроиться на его место.
Начальник отделения, «кэп», как мы его все зовем, оказался не в восторге от этой затеи. Оказывается, пронюхав про мое университетское прошлое, он задумал припахать меня на должность писаря.
От чернильной работы я уже давно отвык. Да и в университете не особенно любил заполнять тетради конспектами. Поэтому втайне радуюсь, что вовремя сумел обнаружить другую вакансию. Для успокоения «кэпа» убеждаю его, что при необходимости смогу поработать и за писаря, если уж действительно товарищу капитану потребуется нечто срочное. Только после этого он барским жестом отпускает «холопа» на вольные хлеба.
Вообще-то старшим столовой инфекционного отделения считается бабуся из вольнонаемных. Она должна контролировать получение продуктов и раздачу их больным. А также следить за чистотой в помещениях общего зала столовой и «раздатки» – длинной и узкой комнаты со шкафами для посуды, плитой и тремя раковинами, где моются грязные тарелки.
Но бабуся на то и бабуся, чтобы особенно не напрягаться в своей деятельности. Она топчется над нашими грешными солдатскими душами только на завтраке и обеде. Ужин же должен контролировать я. Как и все прочие «приемы пищи» по выходным, когда бабушка – божий одуванчик с чистой совестью возится с внуками.
Мы сами пищу не готовим, а получаем ее в объемистые кастрюли и баки в центральном пищеблоке. Тащим к себе на второй этаж инфекционного отделения и раскладываем по тарелкам в обеденном зале.
Товарищи инфекционные больные, как в ресторанчике, приходят, хавают, и с набитыми животами довольными рассасываются по палатам. Затем посуда моется. После этого этапа столовские едят сами и по примеру остальных собратьев по разуму идут давить подушки в своих палатах.
Естественно, как старший по сроку службы и должности, я занимаюсь только тем, что доглядываю за своей кухонной командой и иногда помогаю таскать продукты из пищеблока в отделение. Работа важная и ответственная. У нее есть две основные сложности: не растолстеть до неприличия на казенных харчах и успевать следить за воровскими поползновениями моих подчиненных.
Подчиненные мне достались шик – блеск, красота. На первом месте стоит Сашка Кулешов или, как я его прозвал, «Путеец с калошной фабрики».
«Путеец» после ПТУ доблестно трудился помощником машиниста в депо родного города Чимкент, что в Казахстане. И случилось ему полюбить девчонку – малолетку, сладкую конфетку. Сладкая эта конфета обладала очень веселым нравом и по этой причине позволяла себя любить не только Сашке, но и еще определенному количеству парней рабочих профессий.
Иными словами, была девчонка обычной малолетней поблядушкой с рабочей окраины, но Кулешов этого понимать не хотел. Любовь, как известно, зла. И Путеец на ее почве надеялся наставить красавицу на путь истинный. Однако Катерина на его тяжкие воздыхания особого внимания не обращала и Сашка из своего легиона кобелей не выделяла.
Путеец, в свою очередь, старался ситуацию переломить в корне: полировал торцы своим «молочным братьям» по любви, обзаводясь фингалами и ушибами чуть ли не семь раз в неделю. Эти бои местного значения продолжались без малого пару месяцев и закончились полной победой нашего героя: конкурентов от катиного крыльца он отвадил.
С самой же Катюшей дело обстояло сложнее. Ухаживание с цветами, шоколадками и несвойственным для рабочего класса шампанским она принимала благосклонно. В подтверждение свое благосклонности порой отдавалась в сумерках под кустами городского парка, но… Единственным и неповторимым Кулешова признавать не хотела.
И Путеец не выдержал: после очередной поездки он принял на грудь граммов двести без закуси и отправился на разборки.
Катя росла без отца, воспитывалась (точнее, не воспитывалась) под присмотром своей матери – женщины лет тридцати двух, бабенки шустрой и беспутной. В Сашкин визит маман оказалась дома и первым делом предложила ему накатить. Катерины дома не было («Опять шляется где-то, шалава», – определила нахождение дочери маман).
Санек по наивности души надеялся подобрать ключи к сердцу своей возлюбленной через ее муттер, поэтому от ста граммов портвейна «три семерки» не отказался. Накатив, Путеец поведал историю своей любви катиной родительнице.
Родительница прониклась любовным жаром набивающегося в зятья парня и пообещала наставить на путь истинный свою непутевую дочь. И, в свою очередь, предложила скрепить нарождающийся родственный союз братским поцелуем.
«Братский поцелуй» несколько затянулся и был грубо оборван появлением Сашкиной пассии.
«Ах ты, блядь старая! – ласково обратилась юная нимфа к матери, – Тебе своих кобелей не хватает, теперь у меня стала отбивать! Давно от триппера лечилась?»
На что маман лишь усмехнулась и кокетливо поправила волосы.