Высоко над уровнем моря

— Андрей, тифозные больные перенесли операцию. Есть им запрещено, а вот через какое-то время им потребуется питье. Напиток должен быть сладкий, чтобы силы поддерживать. Понял?

К ужину мы понесли в графинчиках приготовленный сладкий сироп. Точнее, с графинами отправился Мишка Картузов, я же отправился с ним из праздного любопытства.

Вид капитана, как и все остальные тифозные, лежащего в отдельной палате, произвел удручающее впечатление. Синюшное, как у покойника, лицо. Веки запали, нос заострился, серые губы сложились в скорбной гримасе. Большие белые кисти безжизненно лежали поверх одеяла.

Точно такой же вид был у Витьки Коклюшкина, когда он прошлым летом получил в живот несколько осколков от снаряда. Витька тогда умер через три часа, не приходя в сознание. Этот капитан, судя по всему, собирался жить: он чуть приоткрыл веки и даже сделал попытку улыбнуться.

Мишка при виде улыбающегося живого трупа по — крысиному тихо пискнул, быстренько поставил графин на тумбочку и бочком выскользнул из палаты.

— П…ц, — прошептал он мне за дверьми, — Как с покойником пообщался. Нет, пусть в следующий раз Путеец идет. У него нервы тюрягой не испорчены…

Говоря это, бедолага не подозревал, какой сюрприз принес нам следующий день. Утром санитарная машина привезла еще пятерых тифозных солдат. На следующий день к ним прибавилось двадцать.

Выяснилось, что в этой долбанной части вспыхнула самая настоящая эпидемия брюшного тифа: прорвало канализацию, проходившую по гарнизону, и все фекалии уплыли в сторону коллектора для забора питьевой воды. А все без исключения солдатики, несмотря на строжайшее запрещение, продолжали прикладываться к кранам в умывальниках… Как выяснилось, капитан и двое его товарищей по несчастью были всего лишь первыми ласточками — тиф охватил почти две роты.

Наш кэп носился по отделению с вытаращенными глазами, пытаясь разместить все прибывающие партии больных. В такие минуты подворачиваться под его руку не рекомендовалось — можно было получить в ухо или оказаться в числе выписанных обратно в часть. Для большинства нашего контингента лучше было заработать десять раз первое, чем второе. Тем не менее срочные выписки начались — мест катастрофически не хватало.

Я, в свою очередь, мечтал, чтобы меня поскорее отправили в полк. Реабилитационный период подходил к концу, оставалось все пара недель. И не особо верилось, что моей печени станет легче оттого, что она примет удар кислой капусты в солдатской столовке на четырнадцать дней позже.

Госпитальная атмосфера надоела до чертиков. Если бы я был на месте моих более молодых по сроку службы друзей, которых в ротах ждал обычный дурдом, я бы тоже постарался зависнуть здесь подольше. Но через три месяца домой, и бы с большим удовольствие провел их в роте, в неспешных заботах подготовки к дембелю. Ко всему прочему, не хватало еще подцепить тифозную заразу перед самым финишем.

Но начальник отделения придерживался другой политики. Рабочие команды были необходимы, и выписывать их кэп не спешил. Я ухе начинал сожалеть, что записался на эту чертову кухню.

От скуки спасало присутствие моих уркаганов. Они уже привыкли к несвежему видику наших тифозников. Последних в отделении набралось около сорока человек, и если целый день вращаешься среди этой веселой публики, или сбежишь, или притерпишься. Мои притерпелись.

Они вовсю таскали по палатам еду, травили анекдоты, воспитывали в «духе преданности» ходячих, а в промежутках между этим драили с хлоркой посуду и глушили пиво под завывание группы «Кино».

— Виктор Цой — это ништяк! — закатывал глаза Мишка и подпевал, — «Группа крови на рукаве, мой порядковый номер — на рукаве…» Слышь, Андрюх, а почему на рукаве?

— У американских вояк группа крови нашивается на обмунидирование.

— А причем здесь американцы?

— У них война во Вьетнаме была.

— На хрен сдался мне ихний Вьетнам! У нас тут Афган еще не кончился.

— Это он поет из конспирации, чтобы его куда надо не потащили за пацифистские песни.

— А что такое «пацифистские песни»? — никак не мог угомониться Картуз.

— Которые агитируют против войны. — терпеливо объясняю любознательному бойцу, — И против службы в армии.

— Ну, я тоже против войны. Слава Богу, что в Афган не попал. А причем здесь служба в армии? Каждый нормальный пацан должен ее пройти. Школа жизни как-никак.

— Ты так считаешь, потому что уже проходишь. Те, кто еще на гражданке, ьтак не думают.

— Ну и козлы они в таком случае! Андрюх, а Цой в армии служил?

— Не знаю, по-моему, нет.

— Нда-а-а… — Озадаченно чешет затылок Мишка, — Но песни у него все равно классные. «Группа крови на рукаве…» Андрюх, а у тебя где порядковый номер?

— Задолбал! Отвянь. Лучше парашу вытащи на помойку и найди каккую-нибудь приличную кассету. А то у меня от твоего Цоя кишки на уши заворачиваются.

— Это запись такая — у бачей на базаре купил. Писанная — перезаписанная, — защищал своего кумира Картуз, — Ты бы в нормальной записи послушал — закачаешься!

— Я придерживаюсь традиционного подхода к искусству и литературе. В том числе и в стихосложении.