— Я столько раз ходил по этим дворам, что знаю каждый камешек, каждый бугорок.
— Я ходил больше, но ничего не помню.
— Где-то здесь должен быть ваш подъезд. Так, так… вот ступеньки. Вы не помните дверную ручку?
— Я даже цвет двери не помню.
— Осторожно, не споткнитесь… Какой этаж?.. Будем считать. Ваша квартира налево или направо… Хорошо. Протяните руку вперед. Это ваша дверь, узнаете?
— Если ключ подойдет, моя. — Евгений непослушной рукой вставил ключ в замочную скважину; повернул, дверь открылась; Евгений вбежал в прихожую. — Гриша, ты здесь? Ты вошел? — он резко захлопнул дверь и защелкнул запор. — Теперь мы хоть немного защищены. Гриша, ты располагайся. У меня — две комнаты. Знаешь, я проголодался. Есть сыр и печенье. Устроим королевский ужин!
— Сейчас обед.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую.
— Обед в потемках. Забавно. Впрочем, время остановилось. Гриша, в каждой комнате — диван. Можешь отдохнуть. А я пока нарежу сыр, хлеб и принесу.
— Спасибо. Проводите меня в комнату. Я же у вас впервые.
— Слева стул и тумбочка с хрустальной вазой. Справа — книжные шкафы, у окна — диван.
Касаясь рукой стены, Евгений прошел на кухню, разыскал нож, сыр, хлеб; дверцу холодильника он оставил открытой, чтобы оставшиеся в нем продукты не заплесневели; осторожно, на ощупь, нарезал сыр, положил на тарелочку и подумал, что в такой обстановке сервировка стола — бессмыслица, да и, вообще, в соседней комнате его ждет не дождется Гриша, довольно странный мальчик с мелодичным голосом; Евгений подумал: видел ли он его во дворе?.. может, они даже знают друг друга в лицо? Он взял тарелочки с едой и, локтем касаясь стены, прошел в комнату.
— Гриша, обед готов. Я подвину журнальный столик к дивану, так будет удобнее.
— Я уже подвинул.
— Как ты его нашел?
— Евгений Петрович, пожалуйста, не говорите со мной как с ребенком.
— Извини, я не хотел тебя обидеть. Но ты… Я, действительно, восхищен твоими способностями ориентироваться. Наверное, в детстве и у меня были обострены эти способности… Впрочем, я уже плохо помню детство. А сегодня без тебя я бы еще блуждал в темноте. Ешь сыр. Вилки я не взял, они отошли в мир воспоминаний, — Евгений потянулся к тарелке и натолкнулся на руку мальчика, — извини, эта темнота… Хотя в ней многое прояснилось. Я всегда подозревал, что мой сосед… не очень хороший человек. Теперь я увидел это. Я всегда чувствовал, что скучаю, но это чувство как-то растворялось в серой воде будней. Гонялся за книгами, строил планы. А оказался один на один с собой и заскучал. А что произошло? Самая малость: всего-то затянулась ночь.
— Вы интересно говорите. Я тоже об этом думал.
— Ты?
— Я однажды прочел в книге, что киники презрели боль. Они научились не замечать ее. Сразу телесные наказания потеряли всякий смысл, и огромная масса людей лишилась оружия. Вот и сейчас, наверное, произошло что-то похожее. Вот вы бы, например, никогда не мучали себя теми вопросами, о которых говорили.
— Гриша, кто твои родители?
— Мама работает инженером в НИИ. А папа… он несколько раз приходил к нам, пробовал со мной говорить, а я, если не вижу человека, то не могу с ним говорить.
— Я тебя понимаю, очень понимаю.
— Спасибо, Евгений Петрович, я сразу, только услышал ваш голос, понял, что вас не надо бояться.
— Интересно. А мы с тобой раньше встречались на улице?.. Наверное, пробегали друг мимо друга: ты по своим делам, я по своим, — иронично усмехнулся Евгений. Только разве это — дела. Если д е л а, то уже не мои, не твои, а н а ш и.
— Вот-вот, Евгений Петрович, я как-то подумал, что неплохо бы, скажем, каждые пять лет издавать словарь самых употребительных слов и вышедших из употребления. А рядом печатать настоящее значение этих слов. Наверное, уже одно это многое бы прояснило…
Евгений вслушивался в звучный, размеренный голос мальчика и пытался представить его, в воображении рисовалось какое-то худосочное создание, похожее на диковинный экзотический цветок, выращенный в теплой оранжерее.
«Нет, он другой, совсем другой, — поспешно подумал Евгений, — он же не испугался, не отчаялся. Вышел на улицу только потому, что у соседей повредился водопровод. И думает он так, вдвое, а то и втрое взрослее. Вот уж эти фокусы акселерации! Посмотреть бы, что из него будет лет этак через двадцать…» — Евгения немного покоробило, — получалось, что он завидовал Грише, а заодно признавал зряшность своей жизни.
— Ты знаешь, — задумчиво сказал Евгений, — мы все приходим в этот мир с желанием изменить его, а почему-то меняемся сами.
— Потому что живем так, словно тут, на Земле, мы — безграничные хозяева. А чему и кому мы хозяева? Даже самим себе ничего толком приказать не можем. Каждый носит на себе четыре — десять лишних килограммов, регулярно болеет, большую часть жизни проводит в суете. Кстати, которую сам же и создает.