Высокое Искусство

Когда всадник поравнялся с путницей, их взгляды случайно встретились, и … нет, не всадник. Всадница, которая лишь казалась маленькой на могучем звере. Молодая женщина примерно одних лет с Еленой или чуть старше. Тоже коротко стриженая брюнетка, притом угольно-черная, с хитрой заколкой в непокрытых волосах — для соблюдения приличий. Девушка одевалась по-мужски, как и сама Елена, только не в пример лучше и дороже. Носила узкие штаны и длинную стеганую куртку, накинутую как плащ поверх кафтанчика, все очень щегольское, с меховой оторочкой и серебряно-золотым шитьем. Золотая гербовая цепь висела напоказ, не свободно, а закрепленная по-рыцарски, то есть в специальных петельках на спине и груди. Левое плечо закрывал наплечник в виде миниатюрного щита из полированной до зеркального блеска стали с гравировкой.

Елена вздрогнула, ей на мгновение показалось, что с высокого седла, похожего на табуретку, смотрит Шена. Видение было острым, невероятно живым… и ошибочным. Нет. Все-таки показалось. Сыграла свою роль общая темноволосость и лихой вид боевитой всадницы. Молодая женщина была совсем не похожа на Шену, лицо ее отличалось мраморной бледностью урожденной аристократки, не знающей, что такое прямые лучи солнца. В каждом жесте, каждом взгляде отчетливо читалось превосходство, которому нельзя научиться, а можно лишь впитать годами жизни в ощущении своей исключительности.

Скользнув по Елене мимолетным, полным безразличия взглядом, аристократическая брюнетка поскакала дальше неспешной рысью. Прижавшиеся к стенам домов горожане оглядывались и продолжали путь, убедившись, что копыта больше не угрожают. Елена скрипнула зубами. Чувствовать себя рядовым мещанином было унизительно и грустно. Строго говоря, сейчас ее положение было даже хуже — одна, без семьи, цеха или хотя бы сообщества.

Но возможно что-то переменится… Сегодня, например. Девушка ускорила шаги, стараясь не отставать от карлицы. Та, несмотря на рост, перебирала ногами удивительно шустро, мягкие подошвы недешевых кожаных сапожек приминали свежевыпавший снег, чуть похрустывая.

* * *

Говаривали, что давным-давно жил некий боном из приматоров, то есть соль всех солей земли. Был он столь богат, что нельзя представить ничего на земле, под водой и в небесах, чего не смог бы купить этот лучший из людей. Был он столь знатен, что ни один летописец не брался перечислить за один прием всех предков обоих полов — иссякал самый крепкий голос. Был он столь могущественен, что прикажи солнцу не всходить, передав черед луне — и светила с готовностью исполнили бы указание.

Однако был на свете некто более могущественный — сам император. И вышло так, что повелитель всего мира от берега до берега, от вершин Серединных Гор до глубочайших подземелий — прогневался и решил наказать приматора. Аристократу предписали накинуть узду на высокомерную гордость, а в знак смирения уничтожить свой лучший дворец, жемчужину второго[7] по красоте города Ойкумены. Отказаться напрямую — значило бросить вызов повелителю пред всей Империей, а этого не мог себе позволить даже лучший из людей. И боном поступил хитрее, он воспользовался оговорками закона, которые, согласно овеянным столетиями канонам, дословно предписывали «поместить строение ниже уровня земли». И опустил, похоронив дворец под огромным холмом, что насыпали тысячи тысяч землекопов. Роскошный комплекс зданий превратился в не менее роскошную пещеру, где продолжилась прежняя жизнь, только теперь — без солнечного света, под ровным светом волшебных светильников.

Прошли века, семья бонома пресеклась. Дворец, ставший «ниже уровня земли», естественным образом погружался все глубже под собственным весом. Отдельные постройки приходили в упадок, гибли под обвалами, их снова откапывали, соединяли ходами. Чудо древней архитектуры пришло в упадок и превратилось в сложный подземный лабиринт. Наконец, незадолго до Катаклизма, его приспособили под тюрьму, из которой за все время существования не удалось сбежать никому, потому что не в людских силах проложить дорогу к свету через половину перестрела[8] каменистой земли. А когда отодвинулись в прошлое ужасы крушения старого мира, «дворец под холмом» снова начал использоваться по назначению.

Даже сейчас остатки былой роскоши приоткрывались внимательному глазу. Качество кладки, мраморные ступени, штукатурка, местами сопротивляющаяся даже вечной подземной сырости. Стаканы для факелов и крюки магических ламп были выполнены из темно-зеленого гранита с утонченной резьбой, которую не могли повторить современные инструменты из наитвердейшей стали. Кое-где полированный камень еще хранил следы изысканной росписи, из-под наслоений грязи как будто проступали тени минувшего, печально взирающие на потомков.