Высокое Искусство

Лишь бы противник не додумался хватать за клинок свободной рукой, тогда придется либо ломать ему колено встречным ударом ноги, либо оставить без пальцев…

Бретер перехватил инициативу, атаковал сам, очень высоко, на первый взгляд опасно открывая живот. Клинки звенели, искры рассыпались кругом, увязая в песке, изрытом сапогами дуэлянтов. Ага, с дистанцией у мудака тоже проблемы, слишком полагается на выставленное вперед острие. Сейчас пижон умер второй раз, даже не догадываясь о том, что пропустил «нарезание мяса» — скользящий удар на две трети лезвия по шее, типичный прием ближнего боя, когда правильная схватка уже переходит в борьбу с выхватыванием кинжалов, заломами, плевками в рожу и укусами.

Бретер отскочил назад, снова двинулся по кругу, перехватил рукоять правильным образом, не для жесткого парирования, а быстрой, утонченной работы со сложными маневрами клинка. Ложи казались наполненными огромными разноцветными глазами экзотических созданий из-за обилия вееров, которые трепетали, имитируя движения век. Шума прибавилось — мужчины уже в голос обсуждали действия дуэлянтов. Кто-то вошел в раж настолько, что открыто ставил на победу, азартному боному с готовностью отвечали. Судя по обрывкам фраз, долетавших с трибун, в победе пижона никто не сомневался. Ставили на то, будет низкородный быдлан убит на месте или всего лишь отделается тяжкой раной.

Блондин уже не спешил атаковать, кажется, понял, что столкнулся с оппонентом, по меньшей мере, равным. Это было нехорошо, и бретер дождался очередной заявки — «до заката, он истечет кровью до заката, ставлю пять доблов!», а затем набежал частыми короткими шажками, рубя крест-накрест, быстро и сильно.

У аристократика были не по-юношески сильные руки, пусть и холеные, умащенные лучшими притираниями, как у придворной модницы. И хорошая выдержка, это стоило признать. Столкнувшись с бешеным напором, блондин упер в пояс левую руку, встал, как скала — ни шагу назад — и сосредоточился на стремительной работе клинком, гася серию атак мастера фехтования, контратакуя в ответ. Искры теперь сыпались огненным дождем, сталь гремела на разные голоса, от глухого стука до пронзительного визга. Хотя солнце еще только взбиралось по небосводу, и царила приятная утренняя прохлада, рубашки бойцов промокли насквозь от пота. Изысканная прическа блондина пришла в сущий беспорядок, сабля бретера срезала один из локонов, благо те были хорошо залакированы и давали прекрасную опору клинку.

Какая-то дама с громким стоном демонстративно и трагически лишилась чувств. Заметались слуги, заботясь о госпоже, прочие зрители не отрывали взглядов от арены. Напускное безразличие публики слетело, как опавшие листья на ветру. До воплей в голос и скандирования «убей!», как у простонародья, не дошло, но победу юному боному желали уже в голос, без стеснения. И, разумеется, продолжали ставить на смерть и увечья.

Рубка пошла жестокая, аристократик закрутил саблей параллельно земле, вытягивая руку почти на всю длину, стараясь достать бретера то поверх, то ниже более тяжелого двуручного клинка. Не добившись успеха, резко, без перехода сменил манеру боя и атаковал ноги, да так, что едва не подсек сухожилия. Отразил глубокий выпад, нацеленный в переносицу, снова перенес клинок налево и ударил снизу вверх, наискось. Брызнула кровь, обильно, играя на солнце красивыми карминовыми оттенками круглых капель.

Бретер отступил назад, отяжелевшими шагами, подволакивая ноги, опустил клинок так низко, что сабля загребала песчинки. Рубаха на животе разошлась эффектным разрезом, словно бритвой провели, кровь стекала за кожаный пояс. Блондин тоже отступил, дернул рукой, стряхивая кровь с клинка.

Мастер фехтования посмотрел ему прямо в глаза, и увидел в глубине синих зрачков страх. Настоящий, неподдельный. Значит, аристократик все понял. Почувствовал тот момент, когда бретер вскинул саблю в, казалось, безнадежной, неудачной попытке парировать, и холодное острие легко, словно пушинка — незаметно для публики! — скользнуло по шее блондина, там, где под тонкой кожей бьется главная жила. Скользнуло, не оставив ни царапины, даже следа на пудре, что избавляет кожу от плебейского потного блеска.

Противник был убит в третий раз, но теперь, в отличие от двух предыдущих, он это понял. Осталось посмотреть, какие выводы сделает напудренный боном. И есть ли в душе юнца хоть какие-то понятия о благородстве. Говорили, что да, и сейчас это предстояло проверить.

— Достопочтенный господин… — бретер поклонился, держа саблю как можно более неловко и не спуская косого взгляда с противника. — Я надеюсь, вы получили удовлетворение?