Высокое искусство

У больного, художника лет тридцати пяти, правая почка была наполнена камнями, образовавшимися в результате мочекаменной болезни. Такую почку предстояло вскрыть, а камни удалить.

Операция эта длилась уже довольно продолжительное время.

Вдруг хирург, известный тогда в Киеве профессор Волкович, крикнул:

– Темная кровь! Смотрите за сердцем!

У художника действительно в этот момент сердце перестало биться. Пульс исчез. Остановилось дыхание.

Немедленно прекратили наркотизирование, прекратили операцию. Художнику впрыснули под кожу камфору и кофеин, возбуждающие деятельность сердца. Одновременно начали делать искусственное дыхание. Сердце, однако, оставалось неподвижным.

Лицо художника побледнело. Ногти на пальцах приобрели зловещий сизоватый оттенок.

Тогда хирург взял длинную тонкую иглу. Он внимательно смотрел на нее, словно обдумывая что-то очень серьезное, словно высчитывая все шансы за и против. Это продолжалось всего несколько секунд, но они показались мне бесконечно долгими. Наконец, хирург решился. Он пронзил иглой стенки грудной клетки, точным движением ввел иглу в сердце и тут же впрыснул раствор адреналина. Сердце забилось раз, другой, чуть-чуть, с длинными паузами. Потом всё сильнее и быстрее.

Адреналин – это сильнейший возбудитель сердечной мышцы, иногда помогающий в тех случаях, когда другие средства оказываются бессильными.

Впрыскивания, укол в сердце заняли около трех минут.

Искусственное дыхание производилось безостановочно всё это время.

Послышался еле уловимый вздох. Одновременно с сердечной деятельностью возвращалось и дыхание.

Еще через несколько минут операция возобновилась и была благополучно доведена до конца.

Больной, еще не очнувшийся от наркоза, лежал неподвижно, но с порозовевшим лицом. Его ногти приобрели нормальную окраску.

Я всё это очень хорошо помню, ибо впервые видел, как у человека остановилось сердце и как оно снова начало биться. Две-три минуты сердце не работало и не было дыхания. Две-три минуты человек был вне жизни. Еще две-три минуты – и смерть была бы неотвратимой.

Если не каждый врач, то каждый хирург, наверное, наблюдал такие осложнения.

Почему наступило возвращение больного к жизни уже после того, как сердце его стало неподвижным? Как это понять?

Дело заключалось в том, что все органы больного были еще вполне жизнеспособны. Его сердце остановилось не оттого, что оно износилось. Нет, его сердце могло бы работать еще долго и безотказно. Прекращение сердечной деятельности вызвал хлороформ. Хлороформ, поступая в организм в большом количестве, является ядом для центров дыхания, для центров регуляции сердечно-сосудистой деятельности, для самого сердца.

Операция иногда продолжается час, полтора и больше. За это время хлороформ обычно не успевает вызвать в органах стойких изменений, таких, которые уже не могут исчезнуть. И если вовремя заметить, что с сердцем или дыханием происходит неладное, то дело еще можно исправить.

Хирург Волкович заметил неладное по крови, по ее цвету. Он крикнул: «Кровь темная!» Кровь темнеет оттого, что в ней исчезает кислород. А кислород исчезает оттого, что кровь перестает двигаться и уже не попадает в легкие, где мог бы поступить в нее кислород воздуха. Тут надо действовать быстро, энергично. Теперь уже нельзя терять времени. Все меры должны быть пущены в ход безотлагательно.

Больному художнику производили искусственное дыхание, вводили большие дозы лекарств, которые возбуждают деятельность сердца, – камфоры, кофеина.

Можно ли догадаться, почему камфора и кофеин не помогли? Можно. Ведь их впрыскивали под кожу. А как они могли бы попасть отсюда в сердце или в мозговой центр, управляющий работой дыхательных органов? Только с движущейся кровью. Но кровообращение у больного уже прекратилось. Значит, впрыскивание, в сущности, было бесполезным. Тогда оставалось одно: ввести лекарство прямо в сердце, в толщу мышц неподвижного сердца. И теперь уже надо было брать лекарство очень сильное. Волкович так и сделал, использовав для этого адреналин.

Известны примеры, когда хирург вскрывал грудную клетку, обнажал остановившееся сердце и рукой массировал его. Это, конечно, крайняя мера. Очень серьезная, доступная не каждому рядовому хирургу. Да и более опытные хирурги на нее не всегда пойдут. Но когда ничего больше не остается, решаются и на такой шаг. Терять в таких случаях нечего, а спасение может прийти. Поэтому хирурги обязаны действовать здесь смело и решительно.

Из всего сказанного следует, что не всегда остановка сердца означает конец, гибель, смерть.

После того, как остановится сердце

Один ученый вырезал из вполне уже развившегося зародыша цыпленка маленький кусочек ткани и стал наблюдать за ним. Кусочек лежал в чашке с особым раствором, так называемой питательной жидкостью Карреля. Клетки его делились. Взамен отмиравших клеток появлялись новые.