— Нет, — равнодушно ответил Чертежник. — Это мои клинки. Учитель может одарить ученика оружием, но лишь в особенных обстоятельствах. Ты подобного дара недостойна. Пока, во всяком случае. Голодный не ждет, когда мироздание накормит его, он добывает пропитание. Больной варит себе отвары. Замерзающий собирает дрова и берет огниво. Если ты думаешь, что опасность близка, ищи оружие.
Елена скрипнула зубами… и расслабилась.
— Спасибо за науку, — кивнула она. — Я сделала много ошибок.
Женщина взглянула прямо в глаза наставника. Чертежник молча ждал, кажется, с неподдельным интересом.
— Я чувствую себя, словно жила во сне, не просыпаясь, — неожиданно вымолвила Елена. — Делала вещи, которые нужно было сделать, не задумываясь над их смыслом. Где-то когда увидела, что делать нужно именно так.
Зачем она это говорит?.. И кому она это говорит? Больному садисту, который сломал ей руку просто ради сиюминутного развлечения, который презирает ее как женщину и бесполезного ученика, что никогда не принесет славу наставнику? Елена смотрела в глаза старому фехтмейстеру и понимала, что именно Чертежнику она может сказать все, о чем сейчас думала. Больше никому. Одни не поймут, другие пренебрегут.
— Если ждешь смерти, надо искать учителя. Если будешь долго тренироваться, остальное приложится. Мастер, прежде чем дать знание, должен сказать что-нибудь значимое, серьезное, таков ритуал.
Она уже не столько говорила, сколько размышляла вслух, пытаясь разложить соображения по ящичкам осознания.
— Я не задумывалась, что такое на самом деле жизнь и смерть. Что такое Высокое Искусство. Думаю, только сейчас я начинаю что-то понимать.
Она помолчала.
— Спасибо, мастер.
Елена поклонилась, без подобострастия, но с уважением.
— Спасибо за науку.
Фигуэредо вздохнул, снова потер грудь рассеянным жестом, будто по привычке.
— Вэндера, — отозвался он с неожиданной печалью в голосе. — Все это слова. Только слова. Они красивы, значимы, однако не стоят ничего.
Он шевельнул пальцами, сложил губы дудочкой, будто сдувая невидимую пыльцу.
— Слова это пустой ветер. Только дела имеют значение, больше ничего. Кое-чему ты научилась за год. Могла бы научиться большему. Какие уроки ты извлекла, мы увидим в год следующий. Ступай. Думай. И запомни.
Он снова помолчал.
— Наставники редко делают подарки ученикам. Но тебя я одарил трижды. Меч, перчатки, знание о вызове. Никогда прежде я не был столь щедр. И не собираюсь впредь.
— Я поняла.
— Уходи. На сегодня мы закончили.
Уже на пороге женщина остановилась, обернулась.
— Мастер… Я могла бы сварить эликсиры. Я знаю, как облегчить боль в чреве и сердце.
— Вон отсюда, — сумрачно приказал Фигуэредо.
Елена вздохнула и прикрыла дверь. Чертежник есть Чертежник…
Дальше в планах был визит к Флессе, точнее в мастерскую, где обшивалась герцогиня. Но сначала Елена сделала крюк, зайдя в баню. Конечно, местным банно-помывочным комплексам было далеко до личной купальни Флессы, однако почувствовать себя чистой и надеть свежую рубашку все равно приятно.
Неспешно прогуливаясь по городу, лекарка отметила некоторое затишье, будто Мильвесс устал от напряжения, решил расслабиться хоть на день. Прохожие казались спокойными и дружелюбными, ну, по крайней мере, в большинстве своем. Уличная торговля шла весьма бойко, не слышались возмущенные вопли насчет денег и прочих скандальных тем. Даже вооруженные люди, коих в столице был переизбыток, не искали драк. Словно копили силы и азарт, чтобы выплеснуть их на арене. Возможно, сказался новый слух о том, что в Город прибыл целый караван судов с Острова, груженных чистейшим серебром для монетного двора. Все ждали появления в обороте добрых, новых денег.
Так или иначе, последние пару недель хождение по Мильвессу больше походило на перебежки среди военных действий, однако в этот раз Елена искренне наслаждалась прогулкой. Попутно заметила, что наконец-то близится настоящая зима, причем «злая». Холод все прибывал, а снегопады запаздывали. Если так пойдет и дальше, к весне зерно в голой почве замерзнет, не взойдя. Очередной «тощий» год… Прибрежные районы выживут на рыбе, а тем, кто подальше, придется очень плохо. Особенно горцам, которые издавна покупали зерно.
Чем дальше она углублялась в богатый район, тем больше приходилось следить за обстановкой и глазеть по сторонам, главным образом, чтобы не попасть под чью-то лошадь. Разумеется, мчащийся во весь опор дворянин и не думал следить за безопасностью пешеходов. А еще следовало проявлять особую осторожность с прислугой. Аристократ может вообще не заметить, что ему не оказано должное почтение, однако слуга, наоборот, готов утверждаться за счет хозяина, ретиво защищая честь господина.