— Он мог меня убить, — заметила Елена и сама поморщилась, настолько слабо и беспомощно это прозвучало.
— Мог, — все так же спокойно согласилась графиня. Похоже, от нее не укрылось смущение лекарки, в глазах сверкнули огоньки высокомерного превосходства и, кажется, доли разочарования. Словно купленный за большие деньги охотничий сокол оказался вегетарианцем.
Елена стиснула кулаки и… нет, не выпалила, хотя искушение поддаться нахлынувшей злости было велико. Пригодилась наука Чертежника, фехтовальщица представила, что сердце — вместилище души, как всем известно — прикрыто щитом из чистейшего и несокрушимого льда. Он пропускает образы, позволяет увидеть все в истинном свете, очищает глаза и рассудок от страха и сомнений.
— Тогда, надо полагать,
Вот это прозвучало хорошо, правильно. Без демонстративного вызова, с холодным спокойствием, будто слова шли от сердца, сквозь ту самую ледяную броню, охлаждаясь до абсолютного ноля. Слова бретера, который не обнажает клинок первым, однако всегда готов к убийству — без колебаний, без размышлений, без страха.
Тонкая и одновременно четкая, словно тушью выведенная бровь графини пошла вверх. Что ж, слова лекарки определенно достигли цели, пренебрежительный огонек в голубых глазах дрогнул, как свеча на ветру. Елена понимала, что уже не идет, а вприпрыжку скачет по очень тонкому льду или, если пользоваться сравнениями Ойкумены, дергает тагуара за усы. Ведь женщина перед ней олицетворяла Власть и Богатство мира. Заигрывать, демонстрировать то, что можно истолковать, как неуважение, было весьма опасно, с приставкой «смертельно». Мильвесс, конечно, не южные города с их беспределом местных князей-герцогов, где чуть ли не каждое село ходит под владетельным самодуром, что сам себе господин и судья. Но сословное общество всегда остается таковым. Разумнее было бы добросовестно отыграть недалекую и дубоватую дуру, лишив графиню повода интересоваться необычной лекаркой…
Однако Елену снова накрыл кураж, как давеча, во время поединка. Тело будто вибрировало от запала, энергии, а также странного чувства. Оно поднималось вдоль живота к солнечному сплетению, щекотало мышцы изнутри, чтобы далее разбежаться по нервам до самых кончиков пальцев. Лекарка, в свою очередь, подступила к графине, посмотрела в глаза. Периферийным зрением отметила, как беспокойно шевельнулся «грызун» по имени Мурье. Ловаг привычным жестом откинул плащ, высвобождая рукоять меча.
Синие глаза, не хризолитовые. Скорее даже голубые, очень яркого, насыщенного цвета, но в то же время прозрачные, будто вырезанные из сказочного топаза…
— Я не твое приключение, — четко и ясно произнесла Елена.
Теперь шажок сделала графиня. Две женщины стояли друг против друга, почти вплотную, грудь в грудь. На таком расстоянии парфюм аристократки кружил голову, щекотал ноздри как аромат хорошего (по-настоящему хорошего!) рома, от него начинало сильнее покалывать пальцы и хотелось закрыть глаза, чтобы… Елена упрямо качнула головой, вырываясь из секундного плена аромагии. Подумала, что вот от нее пахнет совсем не розами, а как от человека, который несколько часов прыгал по темному залу с тренировочными снарядами наперевес.
— Я позволяю обращаться ко мне на «ты» и опускать «госпожу», — так же спокойно, с кристальной ясностью вымолвила графиня. — Но тебе следует помнить, что это
Она явственно выделила «мое». Вот и гадай, то ли в словесном поединке счет один-один, то ли низкородную горожанку поставили на место.
— Чего ты хочешь? — спросила Елена.
Графиня вздохнула, чуть склонила голову на бок. В эти мгновения она походила не столько на кошку, сколь на экзотическую птицу. Высокая, стройная, полная хищной красоты молодости и силы. Крайне опасная.
— Пройдемся? — неожиданно предложила визитерша, немного повернувшись и одновременно делая жест рукой, словно и указывала, и открывала дорогу. — Мильвесс сегодня сказочно хорош, а самое интересное впереди. Я еще никогда не видела здесь Поминовение, а ты?
— Нет, — автоматически ответила Елена.
— Тогда нам будет интересно, — графиня легко и непринужденно перешла к «нам». Улыбка на ее бледных — словно в перламутровой помаде — губах казалась очень милой, почти дружеской.
На мгновение Лена почувствовала себя Полом (или Паулем?) Муад’Дибом в «Дюне». Точка в центре вселенной, от которой расходятся во все стороны бесчисленные мириады нитей и связей. Секунда абсолютного равновесия, когда ничего еще не решено, открыты все пути. Однако тронь одну, сделай выбор — и мир изменится, перечеркнув остальные вероятности, хотя бы для одного человека. А можно ничего не делать, потому что промедление — тоже выбор.
«А почему бы и нет, в конце концов?»
— Как мне к тебе обращаться?
— Флесса.
— Просто Флесса?
— Да.
— А они?.. — Елена качнула подбородком в сторону телохранителей.
— К ним обращаться не нужно, зачем? — Флесса даже удивилась.
— Они идут с нами?
— Разумеется, — Флесса удивилась еще больше. — Это моя свита.