Высокое напряжение

Без Риодана и остальной Девятки, которых Фейри страшились, лишь я стою между деспотичным бессмертным Двором Времён Года и тем, чего они хотят. Их желания столь же бездонны, сколько они сами бессмертны, а меня ограничивала Мак.

Фейри открыто презирают человеческий род. В их глазах мы слабы и несущественны, маршируем от рождения к смерти в мгновение ока. Они утоляют свои извращённые желания в нашем мире, не страшась никого.

Даже. Меня.

Ради Мак я повернулась к ним спиной, заставила себя притворяться, что их не существует. Я никогда не бывала внутри Элириума — ни разу. Я наблюдала, как он строился, сжимала руки в кулаки, стискивала зубы и ничего не делала. Когда очередь из овец выстраивается на кварталы, ожидая входа, я обхожу их, не удостаивая и взглядом.

Если бы я сделала это, у меня были бы проблемы. Я бы увидела их неминуемые смерти, и мои проводки скрестились бы, и полетели бы искры, потому что именно это случается, когда перекрещиваются мои проводки, и в итоге я бы в одиночку начала войну. Зная моё везение, Мак к тому времени только-только добилась бы мира путём переговоров, а я бы все взорвала к чертям.

Так что как хороший маленький солдатик (у которого нет ни единого значимого подкрепления), я сжимаю руки в кулаки, покрываю сердце кевларом и обхожу его за версту. Я сосредотачиваю свои усилия на важном влиянии, которое я могу оказать на этот мир, оставаясь в живых. Мёртвая я никому не принесу пользы.

Я давным-давно выяснила, что если за мной придёт достаточное количество просеивающихся фейри, я могу проиграть. Если они это тоже выяснили, то приняли моё перемирие. Возможно, они также понимали, что если они убьют меня, то Мак и многие из Девятки прольют ад на их расу. Мы находимся в холодном, шатком режиме мирного сосуществования.

В некоторые дни я задыхаюсь. Это загоняет меня в тёмное место. Ночью я охочусь с этой тьмой. Но я знаю один факт: если Мак не сумеет завоевать верность Светлого Двора, они придут за моим мечом. Скорее всего, в Фейри прошло всего несколько недель. Скорее всего, они все ещё притворяются паиньками, прощупывают её, пытаются определить, каким количеством силы, переданной ей древней королевой, она научилась пользоваться, и как далеко она готова зайти.

Я знаю ещё один факт, и святой ад, как бы я хотела поговорить о нем с Мак.

Чтобы править жестокой расой, нужно быть жестокой.

Надеюсь, Радужная Девочка Бэрронса может быть жестокой. Мне это даётся лёгкой, но мы воспитаны по-разному. Мак выросла, пропитанная любовью и одобрением, вальсируя сквозь радужные деньки.

Объективно я лелею вероятность, что если Фейри меня убьют, она тут же научится жестокости. Когда на кону судьба мира, нужно принимать в расчёт все карты, которые придётся разыграть.

Направляясь в другую свою квартиру на северном берегу, чтобы взять больше крови для зверя, я заметила двоих из трёх своих поджигателей в переулке на северном берегу реки Лиффи.

Моё тело — питаемое адреналином оружие; я бесшумно скользнула ближе, тенью дыша в затылок, быстро переделывая свой план в такой, который этим вечером убивал не двух, а трёх зайцев одним ударом: выяснить, что они задумали; протестировать на одном из них теорию с рукой и, если она все равно взорвёт его через одежду, забрать второго в качестве пищи для зверя. Если их дела такие злобные, как я подозревала, я бы все равно их убила. Нет смысла впустую тратить кровь.

Я узнала в мужчинах братьев, один на несколько дюймов выше другого, они передвигались одинаковой шаркающей походкой, вырезанные из идентичного генетического материала с каштановыми волосами, дряблой заплывшей кожей пожизненных алкоголиков, зеркально одинаковыми тупыми чертами и хитрыми бегающими глазами за очками. Я знаю эти глаза. Это глаза напуганных маленьких человечков, которые служат тёмному хозяину, чтобы оставаться в живых, и находят удовольствие в пытках других, потому что каждое выполненное грязное задание — это способ убедить себя, что они свободны: они выбрали быть хищником, а не жертвой.

Находился ли их хозяин по ту сторону того тонкого тёмного зеркала? Был ли это тот самый «он», которым угрожал мне АОЗ?

Я не хищник. И не жертва. Я та, что притаилась в тенистом пространстве между двумя крайностями, родом ни из какой земли, кроме своей собственной.

— Мы не можем вернуться с пустыми руками, — тот, что пониже, говорил обеспокоенно, поправляя мешковатую подвёрнутую лыжную шапку на голове.