Шазам пробыл со мной в Дублине более двух лет, и я знала, что для него это стало значительной адаптацией. Я нашла его на планете в Зеркалах, живущего в другом измерении, наполовину обезумевшего от долгого одиночества. Он был единственным выжившим из своего вида, и я могла лишь вообразить себе, как это одиноко. Возможно, ему стоит найти пару. Возможно, кошка манула сумеет полюбить его. Кто я такая, чтобы говорить, что он не должен иметь свою семью? Мог ли он иметь свою семью с земными животными? Могли ли манулы выносить крупное потомство? Что, черт подери, мне потом делать с полудюжиной наполовину манулов, наполовину Адских Котов? Под давлением мой мозг мыслил фразами Бэтмена — защитный механизм, не дающий мне падать духом, когда весь мир против меня. В этот раз мой мозг поженил старый эпизод «Звездного пути» с моим любимым героем комиксов и объявил: «
— Ты можешь иметь малышей?
Он странно посмотрел на меня.
— Детей? Конечно.
— В этом все дело? Ты хочешь зачать их с ней?
Сверкая фиолетовыми глазами, он фыркнул от веселья.
— Дети делаются не так. Однажды ты узнаешь, как делать детей.
Я приподняла брови. Я выяснила, как делаются дети, когда мне было пять лет, целыми днями сидя перед теликом без присмотра и держа пульт. Я не уверена, что хотела слышать, как по его мнению делаются дети.
— Если она не будет есть, она может умереть, — при условии, что она прежде не испустит дух от шока. — Я вернусь с едой и водой, — повернувшись к двери, я бросила испепеляющий взгляд через плечо. — Я серьёзно. Отпусти её. Она от тебя в ужасе.
Он фыркнул.
— Ошеломлена моим совершенством.
— В ступоре от шока.
— Поражена моим великолепием.
Это могло продолжаться всю ночь.
— Прижата твоей лапой, — сухо сообщила я. — Если ты так уверен в себе, попробуй убрать лапу и посмотреть, что случится.
— Она останется в моей власти, — уверенно заявил он.
Уходя, я захлопнула дверь спальни. Меньше всего я нуждалась в том, чтобы орда враждебных манулов понеслась за мной, атакуя мои лодыжки. Я могла представить слишком много способов, как события могут принять ещё более странный оборот.
В моей спальне семеро манулов.
Шазам не в первый раз притаскивал с собой домой нечто странное, но ни одно из этого не было живым и не требовало пропитания. Хоть я и хранила свежее мясо и кровь для Шазама, я ни за что не принесу миски с этим в свою чистую спальню с кремовыми коврами, уже щеголявшими вонью, от которой проблемно избавиться. Мне точно придётся выбросить проклятый ковёр. Или снова переехать.
За годы мои привычки в питании изменились. В отличие от большинства людей я почти не имела эмоциональной привязанности к еде. Я видела в ней необходимую энергию и расставляла приоритеты в таком порядке: сначала жиры, затем протеины, углеводы на последнем месте. Мне нужно получать это быстро и эффективно, так что я набивала свои различные резиденции консервированным тунцом, банками кокосового молока, шоколадными батончиками и закусками с высоким содержанием углеводов.
Пройдя половину коридора, я взглянула на закрытую дверь спальни и наконец позволила смеху вырваться наружу, схватив миски и начиная открывать консервы с тунцом.
***
Через двадцать пять минут манулы сожрали девятнадцать банок тунца и выпили почти галлон воды.
Им понадобится писать. И делать другие плохо пахнущие вещи. Не то чтобы я считала, что вонь в моей спальне может сделаться ещё сильнее. Я провожу ночи в самых грязных районах города. Мне нравится проводить дни в чистом окружении.
Я растянулась, спиной прислоняясь к мягкому бархатному изголовью кровати и скрестив ноги. Шазам сидел на комоде, то глядя под кровать на свою «пару» и её семью, то награждая меня сердитым взглядом.
Я ждала в тишине. Он склонен быстрее приходить к моей точке зрения, если я давала ему время самому во всем разобраться, время от времени способствуя деликатным подталкиванием.
— Я не сделал ничего плохого, — кисло сказал он наконец. — Мне скучно, когда ты уходишь.
— Так иди со мной. Ты все время так делал.
— Мне чего-то не хватает, Йи-йи, — жалобно сказал он.
— Чего?
— Чего-то, — сказал он, и его глаза наполнились слезами. — Я не знаю.
Я слышала, как под кроватью когти скребут ковёр, как будто готовясь использовать его в качестве лотка.