Высокое окно

— Давайте у меня дома, — сказал он наконец. — В телефонной книге нет моего домашнего адреса. Дайте на минутку мою карточку.

Блондин положил визитную карточку на ладонь обратной стороной кверху, достал металлический карандашик и начал медленно писать, высунув кончик языка. Молодеет прямо на глазах. Казалось, сейчас ему немногим более двадцати, хотя наверняка было больше, ведь с дела Грегсона прошло уже шесть лет.

Спрятал карандаш и вернул мне карточку: «Корт-стрит, 128, „Флоренс-апартментс“, комната 204».

— Корт-стрит в Банкер-Хилле? — Я с удивлением посмотрел на него.

Он кивнул, и его светлая кожа залилась краской.

— Место неважное, — быстро проговорил он. — Но в последнее время я, как назло, сижу без денег. Значит, не хотите у меня встречаться?

— Да нет, почему же — мне все равно.

Я встал и протянул ему руку. Он пожал ее, я опустил руку в карман пиджака и вытер ладонь о носовой платок. Присмотревшись внимательнее, я увидел, что над верхней губой и на носу у него выступили капли пота. А ведь было не так уж жарко.

Я отошел, но потом вернулся и, подойдя к нему пилотную, сказал:

— Если честно, она — высокая блондинка с легкомысленным взглядом?

— Я бы не назвал ее взгляд легкомысленным, — сказал он.

— Между нами говоря, — я придвинулся еще ближе, — вся эта история с разводом абсолютная чушь. Не в разводе дело.

— По-моему, тоже, — тихо сказал он. — И чем больше я думаю об этой истории, тем меньше она мне нравится. Держите.

Он что-то вытащил из кармана и сунул мне в руку. Плоский ключ.

— Чтобы не ждать в холле, если меня почему-то не будет дома. У меня их два. Когда вы придете?

— Не раньше половины пятого. Вы не раздумали давать мне ключ?

— Конечно, нет, мы ведь теперь заодно, — сказал он, бесхитростно посмотрев на меня — во всяком случае, так мне показалось, хотя его глаз за темными очками видно не было.

У самого выхода я обернулся. Мирно сидит на том же месте с погасшим окурком во рту и в шляпе с нелепой желто-коричневой лентой. Своим невозмутимым видом он напоминал в этот момент рекламу сигарет на последней странице журнала «Сатердей ивнинг пост».

Выходит, мы теперь заодно. И он уверен, что я его не надую. У меня ключ от его квартиры. Могу зайти, как к себе домой. Могу надеть его домашние туфли, выпить его виски, поднять его ковер и пересчитать спрятанные под ним тысячи. Ведь мы теперь заодно.

7

Белфонт-билдинг оказался ничем не примечательным восьмиэтажным зданием, затесавшимся между большим, выкрашенным в серо-зеленый цвет универмагом уцененных товаров и трехэтажным гаражом, в котором ревели машины, словно львы во время кормления. В небольшом, узком, мрачном вестибюле было грязно, как в хлеву. На доске со списком съемщиков оставалось много свободного места. Из всего списка я знал только одно имя, и то недавно. На противоположной стене из искусственного мрамора висело небольшое объявление: «Арендуется помещение под табачный киоск. Обращаться в комнату 316».

Из двух открытых лифтов работал только один, да и тот был свободен. В нем, подложив под себя сложенный кусок мешковины, на деревянном табурете сидел старик с водянистыми глазами и запавшей челюстью. Вид у него был такой, словно он сидит здесь с гражданской войны, которая к тому же не прошла для него бесследно.

Я вошел, сказал: «Восьмой», лифтер с усилием захлопнул дверцы, и колымага, покачиваясь, потащилась наверх. Старик тяжело дышал, точно тащил лифт на собственном горбу.

Я вышел на восьмом этаже и пошел по коридору, а старик высунулся из кабины и пальцами высморкался картонную коробку, доверху набитую мусором.

Контора Элиши Морнингстара находилась в конце коридора напротив пожарного хода и состояла из двух комнат; на обеих дверях облупившейся черной краской по матовому стеклу значилось: «Элиша Морнингстар. Нумизмат». «Вход», — прочел я на второй двери. Я повернул ручку двери, вошел в маленькую узкую комнату и увидел закрытую старенькую конторку секретарши, несколько стендов с тускло мерцающими в гнездах монетами, под каждой — пожелтевшая, отпечатанная на машинке этикетка; у стены, в углу, два темных шкафа с картотекой, окна без занавесок и пепельно-серый ковер, такой потертый, что складки на нем можно было заметить, только об них споткнувшись.

За конторкой секретарши, возле шкафов с картотекой, открытая деревянная дверь вела во вторую комнату. В ней ощущалось присутствие человека, ничем в этот момент не занятого. Затем раздался сухой голос Элиши Морнингстара:

— Заходите. Прошу.