Высокое окно

— Она сделала из вас козла отпущения, — проговорил я тем тихим, усталым голосом, каким отчаявшийся режиссер разговаривает с бездарными актерами. — Она хитрая, жестокая, упрямая женщина, знающая, впрочем, свои слабые стороны. В случае необходимости она даже готова расстаться с лишним долларом, что с такими, как она, случается не часто.

— Да, — протянула она. — Ничего не поделаешь. — И тут я наконец понял: из того, что ей говорилось, она не слышала и трети, а тому, что слышала, не поверила. — Никогда не показывайте миссис Мердок эту фотографию. Она ужасно расстроится.

Я встал, взял фотографию у нее из рук, порвал ее на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину.

— Может быть, когда-нибудь вы и пожалеете, что я порвал ее, — сказал я, утаив, что у меня есть еще одна и негатив. — Может быть, через три месяца или через три года вы проснетесь как-нибудь ночью и поймете, что я говорил правду. И как знать, может, тогда вы захотите еще раз взглянуть на фотографию. А может, я и ошибаюсь. Может быть, наоборот, вы будете очень разочарованы, узнав, что никого не убивали. И прекрасно. Не все ли равно. А сейчас мы спустимся вниз, сядем в машину и поедем к вашим родителям в Вичиту. Думаю, к миссис Мердок вы больше не вернетесь, хотя, возможно, я опять ошибаюсь. Но об этом мы больше говорить не будем. Хватит.

— У меня нет денег.

— Миссис Мердок прислала вам пятьсот долларов. Они у меня в кармане.

— Как это мило с ее стороны.

— О дьявол! — взвыл я, пошел на кухню и хлебнул из бутылки перед дорогой. Легче не стало. Захотелось вскарабкаться на стену и поползать по потолку.

36

Я отсутствовал десять дней. Родители Мерл оказались мягкими, добрыми, спокойными людьми. Жили они в старом каркасном доме на тихой, тенистой улице. Когда я рассказал им то, что счел необходимым, они всплакнули. Стали говорить, что рады ее возвращению, что дома ей будет хорошо, во всем винили себя, и я не спорил.

Когда я уезжал, Мерл провожала меня в обсыпанном мукой фартуке с оборками. Вытерев руки об фартук, она вышла на крыльцо, поцеловала меня в губы, заплакала и убежала в дом. Когда машина тронулась, на пороге вместо нее с широкой, добродушной улыбкой стояла ее мать.

Дом скрылся из виду, и я испытал странное чувство, словно написал стихи, очень хорошие стихи, но потерял их и теперь никогда больше не вспомню.

Вернувшись, я позвонил лейтенанту Бризу и зашел к нему узнать, как продвигается дело Филлипса. Оказалось, что с убийством полиция уже разобралась; в чем-то, как бывает, им повезло, а до чего-то додумались сами. Чета Морни так и не заявила в полицию, но кто-то позвонил, сообщил про смерть Венниера и бросил трубку. Криминалисту отпечатки пальцев на пистолете Венниера показались подозрительными, но когда в результате экспертизы наличие пороха на руке подтвердилось, полиция сочла, что это все-таки самоубийство. Когда же дело передали, в Главное управление, детектив Лэки заинтересовался пистолетом, найденным в комнате Венниера, и обнаружил, что по описанию он совпадает с тем пистолетом, который разыскивался в связи с убийством Филлипса. Хенч опознал его, к тому же они нашли на курке полустертый отпечаток его большого пальца. Поскольку на курок за это время нажимали всего один раз, отпечаток Хенча сохранился.

Обнаружив, таким образом, пистолет Хенча и располагая лучшими, чем я, отпечатками пальцев Венниера, они опять отправились на дом к Филлипсу и Хенчу. На постели Хенча был найден отпечаток левой руки Венниера, а его палец — на ручке сливного бачка в уборной Филлипса. Тогда они стали рыскать по округе с фотографией Венниера и установили, что его видели за домом и но крайней мере три раза в переулке. Вместе с тем в самом доме никто его почему-то не видел, а если кто и видел, то не признался.

Теперь не хватало лишь мотива для убийства. Его полиции любезно предоставил Хитер, задержанный в Солт-Лейк-Сити при попытке всучить дублон Брешера местному перекупщику монет, который решил, что монета настоящая, но краденая. С десяток таких же монет нашли у Тигера и в номере гостиницы, причем одна из них оказались подлинной. Тигер признался во всем и показал крошечную метку, с помощью которой от отличал подлинник от подделок. Где Венниер взял дублон, он понятия не имел. Ничего не удалось узнать об этом и полиции, так как владелец украденной монеты на многочисленные объявления, помещенные в газетах, не откликнулся. Окончательно убедившись, что убийцей был Венниер, полиция потеряла к расследованию всякий интерес. Дело закрыли, хотя некоторые сомнения в самоубийстве все же оставались.

Тигера вскоре отпустили, так как непосредственного участия в убийствах он не принимал. Хотя он и совершил неудавшуюся попытку подлога, но золото приобрел законным путем, а подделка старой монеты из штата Нью-Йорк соответствующей статьей федерального законодательства не преследуется. В штате Юта с ним связываться не стали.