Высокое окно

– Надеюсь, сумеете, – ответил я. – Потому как играете сейчас с огнем.

Я прошел в пустую приемную, открыл дверь и закрыл ее, не выходя из комнаты. В коридоре должны были раздаться мои шаги, но его дверь была закрыта, а каучуковые подошвы моих ботинок не производили много шума. Я надеялся, что он это запомнил. Я прокрался по истертому ковру к столику секретарши и встал за дверью в кабинет старика. Детский прием, но иногда срабатывает – особенно после длительной беседы, полной цветистых фраз и тонкого юмора. А если не сработает, мы просто еще раз поскалимся друг другу.

На сей раз сработало. Некоторое время в кабинете ничего не происходило, разве что мистер Морнингстар высморкался. Потом он снова радостно заклекотал, как простуженный кочет. Потом откашлялся. Потом скрипнуло вращающееся кресло и послышались шаги.

Из-за двери на два дюйма высунулась грязная седая голова. Она замерла на несколько мгновений; я тоже замер – на несколько мгновений. Потом голова исчезла, и на кромке двери появились четыре пальца с нечистыми ногтями, которые потянули ее за собой. Дверь со щелчком закрылась. Я перевел дух и прижался ухом к деревянной панели.

Снова скрипнуло вращающееся кресло. Застрекотал диск телефона. Я прыгнул к столу секретарши и поднял трубку смежного телефона. На другом конце провода слышались гудки. Я насчитал их шесть. Потом ответил мужской голос:

– Да?

– Флоренс-Апартментс?

– Я бы хотел поговорить с мистером Ансоном из двести четвертого.

– Оставайтесь на связи. Я посмотрю, дома ли он.

Мы с мистером Морнингстаром оставались на связи. В трубке слышался рев радио – транслировали бейсбольный матч. Радио находилось где-то далеко от телефона, но шум производило порядочный.

Потом раздался гулкий звук шагов, резко брякнула поднимаемая трубка, и мужской голос произнес.

– Его нет. Передать что-нибудь?

– Я позвоню позже, – сказал мистер Морнингстар.

Я быстро положил трубку, метнулся к двери, открыл ее бесшумней, чем падает снег, и также тихо закрыл, придержав в последний момент, чтобы щелчок замка не был слышен дальше чем в трех футах.

Идя по коридору, я тяжело и прерывисто дышал, прислушиваясь к собственному дыханию, нажал кнопку вызова лифта. Потом вытащил из кармана визитку, которую мистер Джордж Ансон Филипс вручил мне в вестибюле отеля «Метрополь». Я не стал особо рассматривать ее. Написанный на ней адрес я помнил и так: 204, Флоренс-Апартментс, 158, Курт-стрит. Я просто механически пощелкивал по ней ногтем в ожидании разбитого старого лифта, который грохотал в шахте, как груженный щебнем грузовик на крутом повороте.

Было три часа пятьдесят минут.

8

Банкер-хилл – старое, заброшенное, грязное, дурное местечко. Когда-то это был фешенебельный район, и здесь до сих пор сохранилось несколько замысловатых готических особняков с широкими порталами, выложенными из круглых булыжников стенами и угловыми эркерами с острыми башенками. Теперь в них сдаются меблированные комнаты; некогда сверкающие паркетные полы исцарапаны и истоптаны, а широкие лестницы потемнели от времени и дешевого лака, нанесенного на вековые слои грязи. В комнатах с высокими потолками тощие домовладелицы бранятся с жуликоватыми съемщиками. И в широких прохладных портиках, подставив разбитые башмаки солнечным лучам, сидят старики с пустыми глазами и лицами, похожими на проигранные сражения.

Вокруг этих старых особняков теснятся засиженные мухами ресторанчики, итальянские фруктовые лавки, дешевые многоквартирные дома и крохотные пирожковые, где можно купить деликатесы еще более отвратные, чем пирожки. И кишащие крысами отели, где в регистрационных журналах значатся только Джоны и Смиты и где ночной дежурный совмещает обязанности сторожевого пса и сутенера.

Из домов там выходят женщины – вроде бы молодые, но с лицами, похожими на прокисшее пиво; там мужчины, поднося в сложенных чашечкой ладонях спичку к сигарете, настороженно оглядывают улицу из-под полей глубоко надвинутой на лоб шляпы; там живут опустившиеся интеллигенты, мучимые кашлем заядлого курильщика и безденежьем; бывшие полицейские с каменными лицами и неподвижными глазами; наркоманы и торговцы наркотиками – серые, невзрачные личности, которые сами знают о своей невзрачности. Иногда попадаются и простые работяги – но они уходят на службу очень рано, когда разбитые тротуары безлюдны и на них еще поблескивает утренняя роса.