Высокое окно

– Ах, так! – сказал Хенч, сжал огромные волосатые кулаки и тяжело выбросил их в пустоту.

Рыжий ударил его дубинкой по макушке, девица снова завизжала и швырнула стакан с ликером в физиономию своему дружку. Сделала ли она это потому, что почувствовала себя в безопасности, или это был честный промах, я не понял.

Ослепленный Хенч с залитым ликером лицом рванул в комнату, держа такой опасный крен, что на каждом шагу грозил впилиться носом в пол. Постель была разобрана, и белье скомкано. У кровати Хенч упал на одно колено и сунул руку под подушку.

– Осторожней, – сказал я. – Пистолет.

– Сейчас и с этим разберемся, – процедил сквозь зубы рыжий и стремительно сунул уже пустую правую руку под расстегнутый жилет.

Все так же стоя на одном колене, Хенч повернулся к нам – в его руке был черный пистолет с коротким дулом. Но Хенч не поднимал его угрожающе, а просто держал на раскрытой ладони и тупо смотрел на него.

– Брось! – напряженным голосом скомандовал рыжий, входя в комнату.

Девица сзади вдруг прыгнула ему на спину и, дико визжа, обхватила за шею длинными руками. Рыжий покачнулся, выругался и взмахнул пистолетом, пытаясь сохранить равновесие.

– Давай, Дел! – верещала девица. – Сделай его!

Хенч, по-прежнему тупо глядя на лежащий на раскрытой ладони пистолет, грузно оперся левой рукой о кровать, медленно поднялся на ноги и сдавленно прохрипел:

– Это не мой пистолет.

Я отобрал от греха подальше у рыжего пистолет и предоставил ему возможность самому стряхивать со спины визжащую девицу.

– Брось пушку, Хенч, – сказал я.

Он поднял на меня озадаченные и неожиданно трезвые глаза.

– Это не мой пистолет, – подтвердил он и протянул его мне на раскрытой ладони. – У меня был кольт тридцать второго…

Я взял у него пистолет. Хенч не сделал попытки воспрепятствовать мне. Он опустился на кровать, медленно потер затылок, и на лице его изобразился мучительный мыслительный процесс.

– А где же, черт побери… – Голос его осекся, он потряс головой и скривился.

Я понюхал ствол. Из пистолета недавно стреляли. Я вынул обойму и пересчитал патроны. Их было шесть. Плюс один в стволе – итого семь. Это был кольт тридцать второго калибра, восьмизарядный. Если его не подзаряжали, значит, из него был сделан один выстрел.

Рыжему, наконец, удалось стряхнуть девицу со спины. Он швырнул ее в кресло и вытер исцарапанную в кровь щеку. Зеленый взгляд его был злобен.

– Лучше вызвать полицию, – сказал я. – Из этого пистолета недавно стреляли, а в квартире напротив ты вскоре обнаружишь труп.

Хенч тупо посмотрел на меня и произнес тихим, проникновенным голосом:

– Дружище, но это просто не мой пистолет.

Девица довольно театрально зарыдала и продемонстрировала мне широко разинутый рот, искривленный в приступе горя и бездарного лицедейства. Рыжий вышел из комнаты.

10

– Убит выстрелом в горло из пистолета среднего калибра пулей с мягким наконечником, – сказал следователь лейтенант Джесси Бриз. – Вот таким пистолетом с такими пулями. – Он несколько раз подбросил на ладони пистолет – тот, который, по словам Хенча, был вовсе не его, Хенча. – Пуля прошла снизу вверх – до основания черепа. Осталась в голове. Убит часа два назад. Руки и лицо остыли, но тело еще теплое. Не окоченело. Перед тем как застрелить, его чем-то сильно ударили в висок. Вероятно, ручкой пистолета. Это говорит вам что-нибудь, мальчики и девочки?

Газета, на которой он сидел, зашуршала. Он снял шляпу и промокнул платком лицо и макушку почти лысой головы. Венчик светлых волос над ушами был влажен и темен от пота. Он снова надел шляпу. Это была плоская, выгоревшая на солнце панама с обвисшими полями. Купленная явно не в этом году. И, вероятно, не в прошлом.

Следователь был крупный мужчина с довольно заметным брюшком. На нем были бело-коричневые ботинки, грязные носки и белые брюки в тонкую черную полоску. В расстегнутом воротнике рубашки виднелась заросшая рыжими волосами грудь. Его спортивная куртка в плечах была не шире двухместного гаража. На вид ему было около пятидесяти, и единственное, что, безусловно, выдавало в нем полицейского, – это холодный, немигающий взгляд выпуклых бледно-голубых глаз; взгляд этот не был намеренно оскорбительным, но любому, кроме полицейского, он бы таковым показался. Широкая полоса веснушек на щеках и носу походила на условное обозначение минного поля на военной карте.

Мы сидели в квартире Хенча при закрытых дверях. Хенч уже надел рубашку и механически завязывал галстук непослушными, трясущимися пальцами. Девица лежала на кровати. Голова ее была обвязана какой-то зеленой тряпкой, а ноги прикрыты короткой курткой. Рядом с ней на простыне валялась сумка. Рот девицы был слегка приоткрыт, ее взгляд был совершенно бессмыслен, а лицо выражало сильнейшее потрясение.

Хенч хрипло заговорил:

– Если вы о том, что малого пристрелили из пистолета, который лежал под подушкой, то о'кей. Похоже, так оно и было. Но это не мой пистолет. И ничто на свете не заставит меня признать его своим.

– Предположим, – сказал Бриз. – Что мы имеем? Кто-то стянул твой пистолет и оставил свой. Так, ладно… Какой у тебя был пистолет?