Высокое сопротивление. Бонус к книге "Минус всей моей жизни" (СИ)

- А налоговая? Не заинтересуется ли она столь спешными и… м-м-м… значительными сделками?? А, Сережечка?? – с нажимом уточнил он, и Сергей ухмыльнулся.

- Я в этом месяце еще не подавал декларацию. Кроме того, с налоговой вопрос был решен уже давно. Никаких проверок деятельности фирмы не будет.

- Ладненько, ладненько… - забормотал Арсений и поспешно уселся за стол в правой части комнаты – там, где обычно сидят ответчик и его адвокат, а поскольку инициатором возобновления развода была Ксюша, то теперь она перешла в высокий статус истца.

Кстати о Ксюше. Не успел Чепчугов даже полы своего розового пиджака расправить, чтобы пригреть скамейку своим худым и острым мягким местом, как в зал заседаний уверенно, гордо подняв голову и выпятив вперед свои накачанные губы, вошла его, пока еще, жена.

Ксюша была одета в строгий брючный костюм темно-красного цвета, шелковую черную блузу без пуговиц и замшевые ботильоны в тон к ней. Ее длинные волосы были аккуратно, профессионально уложены вокруг головы, но это не удивило Сережин глаз: у Ксени всегда был личный парикмахер, который ошивался у них дома перед всеми событиями повышенной важности… Он вздохнул, глядя на нее и прислушиваясь к себе. Что он чувствовал сейчас, находясь на рубеже нового поворота судьбы? Триумф? Жажду победы? Радость и предвкушение? Злорадство? А может, гнев и обиду за такие чертовски отвратительные, серые годы с единственным светлым пятном – маленькой дочкой??

Сергей нахмурился, сложив руки на груди, а Ксюша, кротко махнув родителям в приветственном жесте, вдруг посмотрела на него. Нет. Ничего из вышеперечисленного. Разве что… разве что печаль по поводу так никчемно прожитых лет… А ведь она его любила, хоть и не хотела демонстрировать это. Она его любила, а потому издевалась над ним, зная, что не может получить от него чувств в ответ… И годы превратились лишь в холодное, нудное, никому не нужное путешествие во времени, ожесточив сердца, оставив в груди лишь осадок злости и отвращения… Ни он, ни она не были счастливы. Ни он, ни она не хотели мириться с настоящим. А теперь это превратилось в холодную войну, в которой все средства хороши, которая тоже не имела смысла, по большому счету… Нужно было отдать ей эту фирму к чертям, и сейчас Сергей бы поднимался с самого низа, не имея средств даже на то, чтобы заправить машину, но тогда он смог бы уже сейчас быть с Женей…

А Женя ждала его звонка, он знал, что она волнуется. Даже на расстоянии он был настроен на нее, его сердце подсказывало ему, что она очень сильно переживает… Поскорей бы это все закончилось! И… да, он бы никогда не пошел на то, чтобы отдать Ксюше все, каким бы благородным ни был этот шаг. Он не смог бы отдать бизнес отца, бизнес многих лет тяжкого, кропотливого труда, падений и долгов, смены видов производства и медленных, но верных шажочков к госзаказу… А значит, он рискнет, но поборется до конца. На это у него хватит сил.

Ксюша внимательно смотрела на него, Сергей ощущал ее злость, но она не была поглощена ею… Ему вдруг стало жаль ее: Ксюша выглядела совсем не той, которая сейчас вцепилась бы хваткой лисы в куриную шейку и разорвала бы ее в клочки… Она была усталой и страшно… растерянной. Сережа вздохнул. Ну конечно. После того, как все это закончится, он поедет к Жене, а она… Для нее наступит самый страшный в жизни любой женщины момент – момент безысходного одиночества. У нее останется Настя и тот ребенок, которого она носит, но… Ксюша будет одна. И этот страх застыл в ее глазах, заставляя сердце Сережи сжиматься от жалости…

Но, сверкнув в его сторону холодным, яростным взглядом чужого человека, Ксеня все расставила по местам и важно прошла в левую часть зала, усевшись на скамью для истца и его адвоката… И адвокат ее не заставил себя долго ждать: за дверью раздался громкий чих, перешедший не очень-то и плавно в каркающий кашель, и через дверной проем ввалился грузный, красноносый и курчавый Дмитрий Савельевич Козлов в черном, натянутом на нем, как на соломенное чучело, строгом костюме-тройке и маленьких, не соответствующих размерам стандартных мужских ног туфельках. «Золушка» мрачно обвел зал взглядом из-под кустистых бровей, а затем тяжело прошагал и уселся рядом с Ксюшей, чихнув в ее сторону, чем вызвав раздраженную и брезгливую мимику на ее лице, и вытащив такую же, как и у Арсения, кожаную папку, что-то яростно, со свистом зашептав ей в ухо.

Все были в сборе, секретарь суда, строгая на вид женщина лет сорока с длинными, ярко-фиолетовыми ногтями что-то уже царапала на своих листках, и, наконец, послышалось громкое:

- Встать! Суд идет.

В помещение вошла женщина в черном одеянии судьи с таким твердым лицом, что если бы оно было хлебной лепешкой, об нее можно было бы сломать зубы, и, не глядя на присутствующих, не зная, как Сережино сердце в резком волнении и полной мобилизации всех сил сжалось, уселась на свое место и начала читать протокол своим ровным, бестелесным голосом.

Судебная машина была запущена в последний раз.