Высота одиночества

Алла неотрывно следила за каждым движением своих фигуристов. Её трясло от нервного напряжения, от тревоги и невозможности хоть как-то повлиять на происходящее. Она понимала, что приходится выносить Ринате и с трудом сдерживалась, чтобы не остановить прокат. Но этого права у нее не было. Она обладала им как тренер, как мать, вот только помимо этого, она была еще и спортсменкой. Не важно, как давно она выходила на лед, чтобы показать болельщикам и судьям собственное катание. Она закончила карьеру, но это ничего не значило. Она была спортсменкой и как спортсменка знала, что должна выдержать эти четыре с половиной минуты, что эти четыре с половиной минуты принадлежат только Рине и Игорю, а она не может сделать ничего. Там, на льду, они решали свою судьбу, и она не имела права вмешиваться. Расцепив руки, они зашли на каскад.

Словно слайды из прошлого, такого далекого и такого близкого: заход, под копирку толчок и прыжок…

Алла вскрикнула одновременно с ахом трибун.

Рината лежала на льду. В ярком свете ламп ее серебристое платье переливалось темно-синими и голубыми стразами смятых цветов. Длинная прядь волос, выбившаяся из прически, прилипла к губам, а узкая ладонь казалась слишком хрупкой для огромной, мертвой глади льда. Секунды бежали вперед вместе с так и льющейся под своды «Айсберга» музыкой. Игорь уверенно выехал следующий за акселем тройной тулуп и тут же обернулся, надеясь, что Рината в порядке. Но в порядке она не была — морщась от боли и тяжело опираясь ладонью о лед, она пыталась встать. Увидев, что случилось, Игорь встал лицом к судейскому мостику и дал понять, что они останавливают прокат. Музыка оборвалась на середине аккорда, в том самом месте, где они, согласно задумке, должны были коснуться друг друга ладонями. Над ареной повисла гробовая, похожая на кошмарный сон тишина. Все застыло: зрители на трибунах, журналисты, технические специалисты и судьи. Даже воздух, казалось, стал неподвижным, словно каждая его частичка остановилась в тот самый момент, когда внезапно затихла лиричная и нежная «Адажио». Болельщики застыли в ожидании дальнейшего развития событий, с горечью понимая, чем может закончиться эта вынужденная пауза. Волшебство, которое подарили им эти фигуристы, оказалось иллюзией, а чуда так и не произошло. В реальности нет места чудесам, и каждый видевший лежащую на льду девушку в серебристом платье, с горечью возвращался в холодную повседневность. Два одиночника, вставшие в пару, тройной параллельный аксель в каскаде… Слишком невозможно, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Против правил, против устоявшихся негласных законов, против здравого смысла. Против, против, против…

Игорь присел рядом с Ринатой и осторожно коснулся её плеча.

— Я в порядке, — подавив болезненный стон, просипела она и поднялась на ноги.

Он придержал ее, взгляды их встретились. Самое благоразумное, что они могли сделать — закончить на этом выступление, и обоим это было известно. Но где они и где благоразумие? Игорь видел, что Рината лжет. Ей было больно, но в глазах её плескалась такая решимость, что он не мог позволить себе засомневаться в ней, в ее силе, в том, что она сможет завершить выступление. Они не сдадутся. Только не сейчас и не так.

Они поняли друг друга без слов. Твердый взгляд серых глаз, серебристые крапинки в голубых… Игорь согласно кивнул, и Рина подъехала к судьям.

— Мы продолжим выступление, — сказала она.

— Вы уверены? — Главный судья скептично посмотрел на ее правую ногу. Рината старалась не наступать на нее, и он не мог этого не заметить. Но ей было все равно. Она бы скорее умерла, чем ушла сейчас с проклятого льда, и это вовсе не было преувеличением.

— Да, — кивнула она и, дождавшись ответного кивка арбитра, вернулась к Игорю. — Я смогу, — сказала она, снова посмотрев ему в глаза.

— Рин, — он схватил её за руку и, притянув к себе, шепнул: — Будь осторожна, прошу.

— Буду, — губы ее тронула едва уловимая улыбка.

Музыка вновь полилась надо льдом, и Рина заставила себя отстраниться от мыслей о боли, отделила ее от себя, от разума. Это всего лишь тело — слабое, слишком уязвимое, слишком несовершенное. Тело, в отличие от разума, не мечтало стоять на верхней ступени пьедестала, не жаждало побед и не имело никакого отношения к ярости, которую испытывала сейчас Рината. Она должна выдержать еще три минуты. Три минуты и сорок восемь секунд. Она должна выдержать три минуты сорок восемь секунд и сделать все от неё зависящее, чтобы они с Игорем зацепились хотя бы за третье место.