Высота смертников

— Донец, отведите его в какой-нибудь сарай. Закройте до утра. Выставьте охрану. Утром все решим.

— Охрану… — зарычал Донец и дернул Проценку за воротник.

Не отвел он арестованного и десяти шагов, как послышался крик, глухие удары и топот.

— Стой! — рявкнул Донец.

Мелькнула, прыгнув куда-то в черный куст сирени, белая рубаха Проценки. И тут же короткий свист тугого металла полоснул, рассекая надвое плотное пространство ночи, сливаясь с гортанным хрипом Донца:

— Х-хак!

И все затихло.

Все произошло так быстро, что стоявшие возле штакетника не сразу поверили в то, что все уже произошло.

— Донец! — окликнул густую оцепеневшую темень Радовский, сжимая рукоятку автомата. — Ну что там, Донец?

— А что… Все уже… Кранты… — ответила темень голосом Донца. — Рубанул я его, Георгий Алексеевич, господин майор. И наверно, насовсем. Теперь решай, что со мной делать.

Все молчали. Ждали, что будет дальше.

— Вот что, — распорядился Радовский. — Тело отнесите на околицу. На пост. Из деревни его надо вынести. Пусть до утра полежит возле часового. Командиры взводов, проверьте личный состав. Обойдите все дворы. И впредь на ночлег будем останавливаться повзводно. В свободные дома. Дома от гражданских лиц будем освобождать. — Он повернулся и пошел к крыльцу, на ходу повторяя: — Русская армия… Русская армия…

Глава шестнадцатая

Зинаида так крепко ухватилась за плечо Прокопия, что тот, почувствовав боль, стал вырываться. Ей стало страшно. Только теперь, увидев наполовину разбитый, а наполовину сгоревший самолет, она испугалась. Ей казалось, что те, чужие, с автоматами и рацией, несколько часов назад встретившиеся им на дороге, все еще здесь. Они просто прячутся. Ловко маскируются и наблюдают за ними. И про этот самолет, рухнувший с неба, как видно, в начале лета, или даже зимой, они тоже знают. Знают и то, что они с Прокопием, как бы ни кружили по лесу, а придут непременно сюда, к самолету. Потому что лучшего ночлега сейчас в лесу не найти.

Прокопий наконец вырвался и побежал вперед. Она хотела окликнуть его, предостеречь, чтобы был осторожен, но побоялась и этого — голос слишком громко прозвучит в вечерней тишине леса, и его могут услышать те, кого она продолжала бояться больше всего.

Самолет был немецкий. На фюзеляже и единственной уцелевшей плоскости виднелись бело-черные кресты. Корпус, видимо, при падении раскололся пополам. Шасси, похожие на лапы хищной птицы, вошли глубоко в землю. Часть уцелевшей плоскости то ли обгорела, то ли была ободрана. Зиял внутренний каркас. Но и он был изрублен и искорежен.

— Ну, что там? — шепотом окликнула Зинаида Прокопия, который уже протиснулся в разлом корпуса самолета и пытался разглядеть его изнутри.

— Керосином пахнет, — отозвался Прокопий.

Вечер опускался на лес быстро. Казалось, что кто-то небрежной рукой рассыпал повсюду чернильный порошок, и он теперь, попав на заиндевелую, заснеженную траву и покрытые изморосью кусты и деревья, начал расплываться, заполнять пространство, уменьшая его в размерах.

Рука Прокопия вскоре исчезла. С минуту он возился внутри самолета, и вскоре Зинаида снова увидела его в проломе. Он лез назад, пятясь и волоча за собой что-то тяжелое. Зинаида подбежала, ухватилась за брезентовую лямку и тоже потащила.

— Что это, Прокош? Какие-то мешки?

— Парашюты. Там, внутри, один летчик лежит…

— Мертвый?

— Конечно, мертвый. От него почти ничего не осталось. Один скелет. Он даже не воняет.

Они выволокли парашюты.

— Давай факел сделаем.

— Нельзя тут зажигать. Бензин. Может взорваться.

— Самолеты заправляются не бензином, а керосином. Керосин не взрывается.

— Зачем нам туда лезть? — снова испугалась Зинаида. — Давай заночуем здесь. Разведем костер. Укутаемся парашютами и будем спать возле костра.

— Не бойся.

— Нет, не ходи больше туда. Завтра утром, когда рассветет, посмотрим. — И, помедлив, спросила: — Он там один?

— Кто? Мертвяк? Я видел одного.